А.Т. Твардовский «Василий Тёркин» Иллюстрации к поэме художников И. Бруни, О. Верейского. Василий Тёркин

Не каждый знает, что хотя первые главы знаменитой поэмы Твардовского были опубликованы в 1942 г., литературный герой под именем Василия Тёркина существовал еще в 1939 – 1940 гг., когда шла советско-финская война.

Тогда в газете Ленинградского военного округа «На страже Родины» военными корреспондентами под руководством Н. Тихонова работали писатели и поэты С. Вашенцов, В. Саянов, Ц. Солодарь, А. Твардовский и Н. Щербаков. На одном из совещаний с работниками редакции было решено отвести в газете место для солдатского юмора, и с этой целью регулярно публиковать в газете развлекательные стихотворные фельетоны с рисунками. В них главным героем должен был стать бывалый, веселый, смекалистый и удачливый боец. Надо было придумать ему имя. Кто-то предложил имя будущему герою – Вася Тёркин. Были и другие предложения: Ваня Мушкин, Федя Протиркин и даже Вася Пулькин. В конце концов, после жарких дебатов, сошлись на имени Васи Тёркина.

Интересно, что большую часть фельетонов о Васе Тёркине в ленинградской газете написал тогда не Твардовский, а Николай Щербаков. Но уже в то время Твардовский написал знаменитые строчки, которые вошли потом в поэму с существенным изменением смысла. В 1939 г. Твардовский написал так:

Вася Тёркин? Кто такой?

Скажем откровенно:

Человек он сам собой

Необыкновенный.

Позднее, в 1942 г., в поэму эти строки вошли не со словом «необыкновенный», а со словом «обыкновенный»:

Теркин – кто же он такой?

Скажем откровенно:

Просто парень сам собой

Он обыкновенный.

Выдуманная из солдатского лексикона фамилия Теркин не застраховала Твардовского от разного рода писем, которые приходили к нему от рядовых бойцов, сержантов и офицеров. Оказалось, что у Тёркина были однофамильцы, часть из которых писала поэту. Во многих письмах, кроме вопросов, были пожелания и замечания. Твардовский старался их учитывать и отвечать на всю почту. К концу войны поэма была закончена.

Тёркин стал для читателя любимым литературным образом, а сама поэма, получив всенародное признание, вошла в классику советской поэзии. За поэму «Василий Тёркин» Твардовского в 1946 г. удостоили Сталинской премии первой степени.

Сталинскую премию получил и художник Юрий Михайлович Непринцев в 1952 г. за картину «Отдых после боя» (192×300 см), написанную под впечатлением знаменитой поэмы Твардовского. Оригинал картины был подарен Мао Цзэдуну, но художник в 1953 году написал вторую авторскую версию картины для Георгиевского зала Московского Кремля, а в 1955 г. – третью версию для Государственной Третьяковской галереи.

Как сложилась судьба персонажа Твардовского в послевоенные годы? Со временем поэма неоднократно становилась литературной основой не только для моноспектаклей, но и для полновесных спектаклей, например на сценах МХАТ и Театра имени Моссовета. О Василии Тёркине был снят не только художественный, но и мультипликационный фильм. И хотя Тёркин, как признавался сам Твардовский, был плодом воображения, создания фантазии, ему в 1995 г. был воздвигнут памятник в центре Смоленска (скульптор А. Г. Сергеев). Скульптор увековечил не только вымышленного литературного героя, но и самого Твардовского, создавшего бессмертное литературное произведение.

21 июня - 105 лет со дня рождения известного русского поэта Александра Трифоновича Твардовского. Рассказываем о малоизвестных фактах из военных будней автора поэмы "Василий Теркин" и поэта-фронтовика Василия Глотова – прототипа героя этого популярного произведения.

Уроженец Алтайского края Василий Глотов – автор 35 книг стихов и прозы, мой старший друг и литературный наставник. Десятки лет мы жили по соседству во Львове. Не счесть наших долгих разговоров. В моей памяти навсегда отложилось многое из рассказанного Василием Ивановичем. Бережно храню записи о самых важных, поистине уникальных событиях, участником которых был Глотов.

Будучи тяжело больным и прикованным к постели, Глотов однажды сказал: "Саша Твардовский давно написал "Теркин на том свете» и умер, хотя мы с ним одногодки, а я что-то задержался на этом свете…".

Мне выпала горькая участь организовывать похороны писателя-фронтовика, провожать его в последний путь на Лычаковское кладбище во Львове. Глубоко символично, что впереди траурной процессии несли не только фотопортрет Василия Ивановича, но и увеличенный рисунок Ореста Верейского: Теркин, придерживая винтовку, сворачивает самокрутку. Не узнать Глотова в этом бойце нельзя…

слева направо – О.Верейский, А.Твардовский и В.Глотов на фронте в 1944 году

Текст, предлагаемый читателям, сложился из письменных и устных воспоминаний Василия Ивановича Глотова.

«…С Твардовским я познакомился ранней весной 1942 года. Как раз в то время во фронтовой газете «Красноармейская правда» начали печататься первые главы «Василия Теркина». В траншеях и землянках, на привалах и в медсанбатах часто приходилось встречать солдат и командиров, которые читали на память:

Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

В клубе маленького подмосковного городка собрались на совещание редакторы армейских и дивизионных газет, спецкорреспонденты и работники отделов пропаганды. Был здесь и Александр Трифонович в еще совсем новой шинели со шпалами в петлицах.

В перерыве я подошел к нему и, отрекомендовавшись, услышал в ответ:
– А я вас знаю.
Я усомнился.
– Знаю, знаю, – повторил Твардовский. – Недавно я побывал в одной дивизии на концерте армейской самодеятельности. Молодой автоматчик под баян исполнял вашу песню о разведчике. Хорошо получилось. И слова, и музыка мне понравились. А сейчас что-то есть при себе?

Я вынул из планшетки стихотворение "Другу" и подал ему. Он внимательно прочитал и, одобрительно кивнув, сказал:

– Вот что, товарищ Глотов: подберите еще несколько стихов и присылайте в «Красноармейскую правду». Напечатаем.

Потом поэт стал часто приезжать в нашу армию, и мы вместе отправлялись на передовую. Твардовский всегда говорил:

– Садись впереди и показывай дорогу.

Встречали нас гостеприимно. Александра Трифоновича обычно просили прочитать что-нибудь из «Василия Теркина». Он никогда не отказывался. Потом я брал двухрядку, исполнял шуточные частушки. Поэт широко улыбался и просил:

– Повтори, Вася, повтори!

Твардовский был очень наблюдателен и любопытен, хотел знать все в подробностях. Помню, где-то в смоленских лесах боец рассказал нам в землянке такой случай. Он много месяцев был на передовой, привык спать в шапке, не раздеваясь. Потом с легким ранением попал в медсанбат, а там – железная кровать, теплое одеяло и простыни! Но ему никак не спалось. Первые три ночи промучился без сна. И тогда пожилой санитар посоветовал ему на ночь надевать шапку. Он так и сделал. И что вы думаете? Стал спать очень крепко.

Александр Трифонович внимательно слушал пехотинца, задавал вопросы, кое-что уточняя. Недели через две приходит фронтовая газета. Разворачиваю и вижу очередную главу – "Отдых Теркина". Читаю:

То ли жарко, то ли зябко,
Не понять, а сна все нет.
– Да надень ты, парень, шапку, –
Вдруг дают ему совет.

И после четырех строф:

Видит: нет, не зря послушал
Тех, что знали, в чем резон:
Как-то вдруг согрелись уши,
Как-то стало мягче, глуше –
И всего свернуло в сон.

…Война продолжалась. Мы уже не раз спали под одной шинелью, мылись в уцелевших деревенских банях и пропустили не по одной фронтовой чарке. Александр Трифонович, хотя и был старше по званию, настоял, чтобы я называл его по-дружески просто Сашей.

Об истории "Василия Теркина" он говорил так:

– Когда я служил в финскую на Карельском перешейке, там у нас был популярным обобщенный образ советского воина Васи Теркина. Работали над ним многие поэты, в том числе и я. Мы старались показать удалого и находчивого бойца-фронтовика, его боевое мастерство и умение перехитрить белофинна. На этой же войне потребовался уже не Вася, а Василий Теркин – образ значительно более серьезный, солдат, который отвечает "за Россию, за народ и за все на свете".

Десятки раз я бывал с Твардовским в частях и ни разу не видел, чтобы он вынимал из кармана блокнот и записывал беседу. Что это – феноменальная память?

– Вообще-то я мало записываю, – согласился он. – Если какой-нибудь факт или боевой эпизод интересен, то он крепко запомнится, в стихах будет правдоподобным, убедительным. Многие удачные выражения для "Теркина" я подслушал и запомнил. Ведь если запросто беседуешь с бойцом, он обо всем рассказывает непринужденно. А если достанешь блокнот и начнешь записывать, солдат станет сдержанным, будет пытаться подбирать выражения. Но мне не "казенщина" нужна, а живая душа человека.

Теркин на знаменитом рисунке

…Утром 25 сентября 1943 года был освобожден Смоленск. В старину его называли "ключом государства Московского".

Сплошные развалины и закоптелые остовы городских зданий оставляли тяжелое впечатление. Твардовский взял меня с собой на хутор, где он нашел родителей. Трифон Гордеевич и Мария Митрофановна радовались долгожданной встрече с сыном.

Через день на площади, у памятника Кутузову, состоялся многотысячный митинг. Выступали освободители Смоленска и представители вновь созданных государственных органов. Поднялся на трибуну и Александр Трифонович. Говорил он взволнованно и доходчиво. Женщины плакали, вытирая глаза концами платков…

После этого мы встретились уже на территории Белоруссии недалеко от Витебска. Твардовский разыскал меня в полуразрушенной избе. Я только что дописал очерк в газету и собирался выехать в командировку в одну из действующих частей.

– А мне надо в танковую бригаду, – сказал Саша. – Едем вместе?

Танкисты разместились в землянках, в густом заиндевевшем лесу. Командир бригады полковник Гаев попросил Александра Трифоновича и меня выступить перед воинами в большой медсанбатовской палатке, временно служившей и клубом. Твардовского собравшиеся встретили возгласами:

– Почитайте "Теркина", он нам подходит!

Поэт прочитал две главы – "Переправу" и "Гармонь". Раздались дружные аплодисменты.

Потом в углу поднялся коренастый лейтенант и спросил, почему в последнее время "Теркин" стал реже появляться на страницах газеты, не думает ли автор на уже известных главах закончить "Книгу про бойца"?

– Нет, товарищи, не думаю, – улыбнулся Твардовский. – "Теркин" так же, как и вы, некоторое время приводит себя в боевой порядок. Воениздат начал выпускать отдельные главы массовым тиражом. Нужно было внести кое-какие исправления и дополнения. Этим я и занимался в последнее время, не написав ни одной новой главы. Но могу твердо заверить вас, что "Теркин" вместе с вами дойдет до Берлина.

Позже командир бригады рассказал Александру Трифоновичу, что у наших погибших воинов товарищи находили вместе с письмами из дома зачитанные газетные вырезки из "Теркина".

… Мы в Минске. На окраине города размещался лагерь военнопленных. Вид у фашистов был жалкий. Молодой начальник лагеря решил преподнести Твардовскому в подарок трофейную авторучку и часы, взятые в разбитом штабе немецкой дивизии. Поэт вежливо отказался от подарка.

– Это же трофеи, – уговаривал начальник лагеря.

– Все равно, – ответил Александр Трифонович. – Часы у меня есть, а немецкой ручкой не хочу писать "Теркина".

В полдень мы выехали в поле. Совсем недавно здесь колосились хлеба. Отступая, фашисты подожгли их. Вдали виднелись коробки городских зданий без крыш и окон, а в низине – подбитые танки и обгоревшие трупы врагов.

Александр Трифонович вдруг заговорил стихами:

Пройдется плуг по их могилам,
Накроет память их пластом.
И будет мир отрадным тылом
Войны, потушенной огнем.
И, указав на земли эти
Внучатам нынешних ребят,
Учитель в школе скажет: – Дети,
Здесь немцы были век назад.

Последний раз на фронте мы встретились в маленьком населенном пункте невдалеке от Балтийского моря. Редакция армейской газеты «На врага» занимала тогда замок Галинген. Вечером у меня в комнате Твардовский вынул из офицерской сумки книжку небольшого формата, написал несколько слов и сказал коротко:

– На память о войне.

Я принялся рассматривать подарок. Это было первое издание "Василия Теркина". Последние главы в него еще не вошли.

На титульном листе Александр Трифонович написал: "Василию Глотову, близкому родственнику В. Теркина, моему дорогому поэту и товарищу по войне. А. Твардовский. 1945 г. Замок Галинген. Восточная Пруссия".

– Спасибо, Саша! А что же я могу подарить тебе? Слушай, у меня есть портативная пишущая машинка. Возьми, Саша, пригодится.

– А у тебя есть другая?

– Нет, но будет. Комендант обещает.

– Тогда возьму.

Как оказалось, мы расстались надолго. Я часто перечитывал "Книгу про бойца" с автографом Твардовского, но как-то не придавал значения словам: "близкому родственнику В. Теркина". Таких родственников, как я, у него было много. Сотни фронтовиков узнавали в нем себя, черты своего характера.

…Наступили дни мира. Войска возвращались на Родину. Передислоцировалась на свою землю и наша армия. Года через два я в форме подполковника с группой львовских литераторов прибыл в Киев на съезд писателей Украины. В составе московской делегации был Твардовский. Мы дружески обнялись. А вечером собрались в гостиничном номере. За столом были Фадеев, Панферов, Малышко… Говорили о литературных делах, вспоминали о войне, которая обожгла каждого из нас.

Спустя несколько лет в "Детгизе" большим тиражом вышел "Василий Теркин" для школьников старшего возраста с прекрасными иллюстрациями Ореста Верейского. Был напечатан и портрет героя в красках. В Теркине я узнал себя и изумился: что же они натворили?!

Приехав как-то в Москву, я сразу же направился к Твардовскому в редакцию журнала "Новый мир". Встретил он меня тепло, по родному. Я тут же сказал:

– Напутали вы, братцы мои!

– Кто это "вы"? И что напутали?

– Вы – это ты и Верейский, – пояснил я. – Вместо портрета Теркина вы напечатали мою физиономию.

– Вот уж нет! – хитровато улыбнулся Саша. – Теркин каким был, таким и остался. Знаешь, по-моему ты очень похож на него. Бывало, сочиняя, я именно тебя представлял. Так что ничего не напутали.

Мы побывали у знакомых фронтовиков, вспомнили прошлые дни, боевых товарищей. Встречаясь со своими московскими друзьями, Твардовский представлял меня:

– Теркин!

Мне было неловко. Да, Орест Верейский рисовал меня в 1942 году, когда я был на стажировке в редакции фронтовой газеты. Я тогда отнекивался, так как не любил даже фотографироваться. Оказывается, он долго искал образ Теркина, показывал Твардовскому разные варианты, но тот отвергал их. Зато увидев на рисунке меня, обрадовался: "Вот это он! Таким я его и представлял".

В послевоенные годы во многих газетах публиковались статьи о работах Ореста Верейского, о портрете Теркина и его прототипе. Читатели заваливали меня письмами. Всех интересовали моя биография и то, как я стал Теркиным.

Отвечал им обычно коротко: ничего, мол, особенного во мне нет, просто повезло…

Часто довелось выступать по радио и телевидению, рассказывать о Твардовском и герое его поэмы. Тем не менее то просто на улице, то на литературных вечерах ко мне подходили люди и с любопытством спрашивали:

– Вы – Теркин?

– Ну что вы? – отшучивался я. – Теркин молодой и бравый, а я пенсионер уже…

Александр Трифонович, словно подслушав мои ответы, прислал мне в 1968 году оттиск с портрета Теркина, коротко написав: "Дорогой Василий Иванович! Поздравляю тебя с 50-летием нашей Армии от себя и от имени солдата, чье изображение на обороте:
Автор пусть его стареет,
Пусть не старится герой!
Обнимаю тебя. Твой А. Твардовский".

…Произошел со мной и удивительно курьезный случай. Вскоре после смерти Твардовского в 1971 году я приехал в Москву и хотел пройти на Новодевичье кладбище, где похоронен Саша. Милиционер у входа остановил меня: "Сегодня нельзя, приходите завтра". Я пытался объяснить, что прибыл из Львова специально, чтобы положить цветы на могилу Александра Трифоновича, что мы с ним подружились еще на фронте. Все было бесполезно. И вдруг оказавшийся рядом пожилой мужчина, глянув на меня, почти крикнул милиционеру: "Да это же Василий Теркин!". Тот посмотрел внимательнее и взял под козырек: "Простите, сразу не узнал. Проходите, пожалуйста".

<...> Не скажу, чтобы рисунки, которые я делал для глав "Василия Теркина" на страницах "Красноармейской правды", украшали газетную полосу. Более серьезно надо было думать об иллюстрациях, когда речь зашла об издании первых глав поэмы отдельной книгой, а эта счастливая возможность возникла уже в 1943 году.
Мне хотелось открыть книгу фронтисписом с портретом Василия Теркина. И это оказалось самым трудным. Каков он, Теркин, собой? Многие солдаты, портреты которых я набрасывал с натуры, казались мне чем-то похожими на Теркина – кто улыбкой, кто прищуром веселых глаз, кто всем милым, усеянным веснушками лицом. Но ни один из них не был Теркиным. Я оказался в роли Агафьи Тихоновны из гоголевской "Женитьбы": "...Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича...". Разумеется, каждый раз я делился результатами своих поисков с Александром Трифоновичем. И каждый раз слышал в ответ: "Нет, это не он". Да я и сам знал – не он. Но вот однажды в нашей редакции появился приехавший из армейской газеты молодой поэт. Приехал он к Твардовскому почитать ему свои стихи. Василий Глотов всем нам сразу понравился. У него была добрая улыбка, веселый нрав. И еще мы знали, что не ведавшему снисхождения Твардовскому понравились некоторые, еще незрелые стихи молодого поэта. Прошло несколько дней, и вдруг я с пронзившим меня радостным чувством узнал Василия Теркина в Василии Глотове. Я бросился к Александру Трифоновичу со своим открытием. Он сначала удивленно вскинул брови, потом попросил меня для начала нарисовать Глотова и показать ему.
Я не был обескуражен его реакцией. Наоборот, она меня обрадовала. Александр Трифонович был далек от проблем и интересов изобразительного искусства, но он понимал, что сама жизнь и ее художественное изображение не одно и то же. Идея "попробоваться" на образ Теркина показалась Глотову забавной. Когда я рисовал его, он хитро прищуривался, расплывался в улыбке, что делало его еще больше похожим на Теркина, каким я его себе представлял. Я нарисовал его анфас, в профиль в три четверти, с опущенной головой. Показал рисунки Твардовскому. Александр Трифонович сказал: "Да". И это было все. С тех пор он никогда не допускал ни малейшей попытки изобразить Теркина другим. В дальнейших публикациях, в зависимости от характера издания и способа печати, я переделывал этот портрет, меняя только технику исполнения, но стараясь не нарушить сходства. Кстати, о сходстве. Естественно, мои наброски с Глотова не были протокольным, точным повторением его черт, да и вряд ли буквальное копирование чьего-либо лица может привести к созданию облика литературного героя. Все мои прежние поиски теркинских примет в других лицах, конечно, не пропали даром. Я аккумулировал их, рисуя того Теркина, основой которого стал Глотов. Но все же Глотов надолго стал Теркиным – товарищи по армейской газете не называли его иначе. Сейчас писатель Василий Глотов живет и работает во Львове, недавно ему исполнилось шестьдесят лет. То, что я был свидетелем событий, которые либо вошли в главы "Теркина", либо стали фоном для них или толчком для их возникновения, то, что я видел и мог с натуры рисовать места, где происходили описанные в них события, помогло мне в работе над иллюстрациями к "Василию Теркину" и "Дому у дороги". Помогло не буквально пересказать содержание, а идти как бы параллельно со стихами, со своим изобразительным рассказом. Вместе с тем я мог сохранить в рисунках конкретность и времени, и места действия. И разрушенный, сожженный Смоленск, и мощенные бревнами болота Белоруссии, и равнины Восточной Пруссии с дальними готическими шпилями, и тот прусский городок, где писалась глава "В бане", даже тот стул из графского дома – все это виденное, хоженое и рисованное. <...>

другие презентации на тему «А.Т. Твардовский «Василий Тёркин»»

«Александр Твардовский» - После окончания в 1939г. С дочерью Валей. 1936 г. Произведения о войне. В 1945 году была завершена работа над «Теркиным». Твардовский Александр Трифонович. Первое стихотворение было гневным обличением мальчишек, разорителей птичьих гнёзд. Василий Теркин. В следующем году Александр Трифонович получил Государственную премию за «Василия Теркина».

«Василий Тёркин поэма» - Обыкновенный солдат. Теркин - тертый, терпеливый. Настоящий солдат. Любимый герой. Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле. Все были охвачены тревогой: что дальше; удастся ли остановить немцев? Памятник А.Твардовскому и Василию Теркину в Смоленске. При встрече с мирным населением ведёт себя скромно и с достоинством.

«Годы жизни Твардовского» - Член ВКП с 1940 года. Твардовский Александр Трифонович. Первое стихотворение было гневным обличением мальчишек, разорителей птичьих гнёзд. 1. Перед отлетом. Мать Твардовского, Мария Митрофановна, действительно происходила из однодворцев. Советский писатель и поэт. 3. О памяти. Главный редактор журнала «Новый мир».

«Литература Твардовский» - 1910 - 1971. Семья А.Т.Твардовского. Александр Трифонович Твардовский родился 21 июня 1910 года на одном из хуторов небогатой Смоленщины в многодетной семье сельского кузнеца. Возглавляемый А. Твардовским журнал превратился в символ легальной оппозиции строю. Павел Трифонович Василий Трифонович. Рано приобщенный к крестьянскому труду, будущий поэт не сумел получить систематического школьного образования, но с детства обрел запас неизгладимых жизненных впечатлений и глубоких душевных привязанностей, навсегда пристрастился к чтению.

«Поэт Твардовский» - Здесь суровая правда о войне представлена глазами простого солдата. А.Т.Твардовский Страницы жизни и творчества. Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. А всего иного пуще Не прожить наверняка - Без чего? Память о Твардовском и Теркине жива. Смоленщина, хутор Загорье… Впервые имя Твардовского увидело свет 15 февраля 1925 года.

«Твардовский Василий Тёркин» - Он «не иной какой, не энский, безымянный корешок». Я счастлив тем, что я оттуда, Из той зимы, из той избы. В Теркине очень развито чувство национального самосознания. Василий Теркин. Личность в понимании поэта – это средоточие многообразных связей с людьми. Сама поэма несет в себе лучшие фольклорные традиции.

Вот и еще одна долгожданная новинка:

Александр Твардовский
Василий Тёркин. Поэма про бойца
С рисунками Владимира Гальядева

Ни одна армия мира не имела такого произведения, как «Василий Тёркин», — книги, создававшейся во время войны для воюющих солдат. Солдаты писали автору: «Тов. Твардовский! Почему нашего Василия Тёркина ранило? Как он попал в госпиталь? Ведь он так удачно сшиб фашистский самолёт и ранен не был. Что он, простудился и с насморком попал в госпиталь? Так наш Тёркин не таковский парень. Так нехорошо, не пишите так про Тёркина. Тёркин должен быть всегда с нами на передовой, весёлым, находчивым, смелым и решительным малым. С приветом! Ждём скорее из госпиталя Тёркина»… Читательские письма шли к А. Т. Твардовскому всю войну, а потом и после её окончания, вплоть до самой смерти автора «Книги про бойца».

Специально для этого издания дочери поэта, Валентина и Ольга Твардовские, отобрали эмоционально самые сильные письма — тех, кто читал поэму на фронте, воюя вместе с её героем. А художник Владимир Гальдяев создал невероятно достоверную, почти документальную летопись жизни Василия Тёркина — друга, спутника и собеседника советских солдат, перенёсших все тяготы Великой Отечественной войны и своим героизмом выковавших Великую Победу.

Все так привыкли к иллюстрациям Ореста Верейского. Даже нам, когда мы только рассказывали о планах по изданию поэмы, говорили - зачем еще одна книга с Верейским? Мы отвечали: а у нас будет не Верейский. А кто же? Неужели кто-то еще хорошо иллюстрировал Теркина? А, вот - замечательные иллюстрации Владимира Гальядева, но странным образом забытые. Об этих иллюстрациях не знали даже в семье поэта, вышло всего одно издание, мизерным тиражом в 10 тысяч экземпляров и, видимо, растворилось в общих тиражах Тёркина...

Иллюстрации в каком-то интернет-магазине назвали черно-белыми, чем немного обидели. Даже тогда, в 1985 году, "Современник" печатал тот единственный тираж в четыре краски, но плашками (пантонами). Результат был не слишком хорош. Поэтому мы и не пытались делать в одну краску или даже в две, наше издание напечатано полноцветом, только так можно было передать максимально точно тонированые сепией прозрачные оригиналы художника. Бумага офсетная, чуть тонированная.

Я хорошо помню поэму Твардовского еще со школы и рада, что этот текст до сих в программе обязательной школьной программы и в списке литературы для ЕГЭ. Это действительно выдающееся произведение о войне, написанное, что очень важно, в годы войны. Автор ставит в конце - 1941-1945, а из печати первые главы стали выходить с 1942 года, то есть начинается она, когда до победы оставалось еще очень-очень долго, когда все было трагично, зыбко и сурово. Автор пишет от лица своего героя - простого смоленского парня Василия Тёркина, здесь нет каких-то генеральных планов, сражений, прозорливых полководцев, здесь все очень просто и буднично, очень приземленно, эта книга про тех, кто собственно и выиграл эту войну.
Поэма поделена на части, по одной на каждый год войны, разделенные обращением "От автора". Самые пронзительные, по-моему, это первые, условно говоря "1941" и "1942", когда армия отсупает, покидая родные края, оставляя своих земляков. При этот Твардовский закольцовывает сюжет, так в 1943 году мы снова вернемся в ту же деревню, к тем же старику и старухе, снова переправимся через Днепр.

Гальдяев идет вслед поэту по той же структуре. 4 разворотных иллюстрации к началу каждой части, предваряемой "от автора" (хотя обычно считается, что частей в поэме только три - в "1945 году" мы читаем только "от автора" - как послесловие, но художник, скорее всего сознательно, уравнивает эту часть с прочими). Также идет по одной полностраничной иллюстрации на каждую главу. Мы видим на рисунках повседневную жизнь бойца - суровые будни пехоты: окопы, поля, леса, болота, понтонные мосты, теплушки, госпиталь.
Все иллюстрации с оригиналов. У книги была стопроцентная сохранность оригиналов иллюстраций.

Вот здесь хорошо видно, что в нашем совсем новом издании у нас получилось подстроиться под Твардовского и Гальдяева.
Вот у нас - 103 полоса и слова автора - Александра Трифоновича Твардовского:
"Сто страниц минуло в книжке,
Впереди - не близкий путь"
Всего в нашей книге 320 страниц.

В книге есть приложение - письма с фронта поэту Александру Твардовскому. Их не очень много, но они очень примечательны.
Письма были специально отобраны для этого издания дочерьми поэта. Письма были адресованы Твардовскому, они были с адресами полевой почты, писались самыми разными людьми, с разным образованием, самых разных званий.

"...Тов. Твардовский, спрашиваем Вас: нельзя ли в Вашей поэме заменить имя Василий на Виктор. Так как Василий — мой отец, ему 62 года, а я сын его — Виктор Васильевич Тёркин, командир взвода. Нахожусь на Западном фронте, служу в артиллерии.
А поэтому, если можно, то замените, и результат прошу сообщить мне по адресу: п/п 312 668. арт. полк, 2-й дивизион, Тёркину Виктору Васильевичу."

"Почему нашего Василия Тёркина ранило? Как он попал в госпиталь? Ведь он так удачно сшиб фашистский самолёт и ранен не был. Что он, простудился и с насморком попал в госпиталь? Так наш Тёркин не таковский парень. Так не хорошо, не пишите так про Тёркина. Тёркин должен быть всегда с нами на передовой, весёлым, находчивым, смелым и решительным малым. "

"Прошу Вас в следующем Вашем выпуске произведения «Василий Тёркин» отразить боевую деятельность сапёров. А то прямо нашим сапёрам-орденоносцам становится обидно. Ведь мы в Отечественной войне играем немаленькую роль и идём впереди всех наземных войск."

"Сожалею, что обстоятельства не позволяют мне сейчас написать Вам обстоятельнее (мы на марше, бивак кончился, и мы идём дальше, времени нет). Не оставляю надежды написать Вам ещё, а пока с Тёркиным иду в бой."

"Главное достоинство — это правдивость, ничего выдуманного. Ваша поэма — это сама наша жизнь, подмеченная Вами до самых мельчайших подробностей."

"Вашими стихотворениями о войне я восхищён. Они доходчивы и понятны любому малограмотному бойцу. Как Вы искусно, ненадуманно, а так, как оно есть, отражаете в них боевую современную действительность. Как глубоко Вы отразили жизнь и мысли бойца и командира.
Когда читаешь Ваши стихотворения или поэму «Василий Тёркин», то кажется, что Вы описываете подлинно жизнь нашего подразделения или жизнь каждого из нас."

В сравнении с прочими книгами. По формату близко к Андерсену с Трауготами, только уже по ширине, формат выбирали специально под стихотворную строфу и под рисунки Гальдяева, они такие же вытянутые. Толщина томика также почти под Андерсена. Тканевый корешок, причем ткань мелкотекстурная, бархатистая (империал), на нее очень хорошо легло тиснение золотой фольгой.
Книгу печатала наша Парето-принт в Твери, напечатали хорошо: хорошая печать иллюстраций, хороший переплет, хорошее тиснение. Книга получилась аккуратная и ладная.

Текст печатается по изданию: Твардовский, А. Т. Собрание сочинений: в 5 т. — Москва: Художественная литература, 1966.
Сначала делали по другому изданию, но затем увидели некие вопросы по тексту, обратились к наследникам и по согласованию с ними выбрали это прижизненное издание

Твардовский Александр
Василий Тёркин. Книга про бойца
Художник: Гальдяев Владимир
Возрастная группа: 12+
Объем: 320
Год издания: 2015
Формат: 135*220
Тип переплета: Твердый составной
Тираж: 5000
ISBN: 978-5-9268-1773-4
Издательство "Речь"
Офсетная бумага. Переплет твердый с тканевым корешком (ткань империал). Тиснение золотом на корешке и крышке переплета.
Серия "Вот как это было"