Что заставляло русских князей писать завещание. Духовная грамота: завещание Ивана Калиты. Уроки истории: что такое духовная грамота

Душевные грамоты - завещания - являются важным источником по русской средневековой истории. Душевные грамоты князей особенно ценны: они показывают, чем владели князья, иногда - как они приобрели то или иное имущество, позволяют проследить процесс собирания или дробления земель соответствующих княжеств. Княжеские духовные грамоты хранились достаточно бережно как ценные актуальные документы, и потому сохранились относительно хорошо. Старейшие сохранившиеся завещания московских князей - две душевные грамоты Ивана Даниловича Калиты (правил Москвой с 1325 по 1340 гг.), изданные в 1336 и 1339 гг. перед поездками в Орду. Это были трудные и опасные предприятия, поэтому князь обоснованно опасался за свою жизнь и желал сделать распоряжения на случай гибели.

Начало возвышения Московского княжества традиционно связывают с именем князя Ивана Даниловича по прозвищу Калита, внука Александра Невского. Впервые он появляется в источниках в связи с событиями 1296 г. Тогда его отец, московский князь Даниил Александрович, призванный новгородцами на княжение, отправил туда сына как наместника. Вероятно, будущему князю в то время было примерно 14-15 лет.

В 1303 г., после смерти отца, Московский княжеский стол наследовал старший брат Ивана Даниловича, Юрий. Отношения между ними были дружественные. В том же году братья совместно совершили поход на Можайск и окончательно присоединили этот город к Московскому княжеству. Спустя два год, когда Юрий уехал в Орду, рассчитывая получить ярлык на титул великого князя Владимирского, Иван получил в удел небольшой город Переяславль-Залесский, находившийся под властью московских князей. В то время начиналось острое соперничество между московскими и тверскими князьями за первенство в Северо-Восточной Руси. В этой борьбе Иван неизменно оставался союзником брата Юрия, не раз воевавшего с Михаилом Ярославичем Тверским и его сыновьями.

По-видимому, именно Ивана Юрий оставлял управлять Москвой во время своих нередких отлучек в военные походы. Выполнял Иван и дипломатические поручения: в 1317 г. ездил договариваться с новгородцами о совместных действиях против Твери. С 1320 по 1322 гг. жил в Орде как заложник.

В ноябре 1325 г. Юрий Данилович был убит в Орде своим соперником, тверским князем Дмитрием Михайловичем по прозвищу Грозные Очи. Иван, последний оставшийся к тому времени в живых сын князя Даниила Александровича, наследовал московский престол. Но титул великого князя Владимирского стался за Тверью. Хотя хан Узбек казнил Дмитрия Грозные Очи за совершенный им самосуд, ярлык на великое княжение получил его младший брату Александр Михайлович.

Иван Данилович дождался своего часа два года спустя. В августе 1327 г. в Твери вспыхнуло восстание против ордынского отряда во главе с послом Чолханом (в русских источниках его называют Щелканом). Князь Александр поддержал выступление против татаро-монголов. Узнав об этом, Иван немедленно отправился в Орду, а затем принял активное участие в карательном походе монголов на Тверское княжество зимой 1327/28 г. За проявленную верность хан Узбек дал Ивану Даниловичу ярлык на половину великого княжения. Соправителем московского князя стал суздальский князь Александр Васильевич, которому достались Владимир и нижегородское Поволжье. Иван Данилович получил Великий Новгород и Кострому.

В 1328 г. Калита вновь посетил Орду. Хан Узбек приказал ему вновь начать войну против Твери и привезти в Орду Александра Михайловича, который нашел убежище в Пскове, на крайнем западе русских земель. Московский князь вместе с новгородцами отправил к Александру послов с требованием приехать к хану. Тверской князь ответил отказом. В 1329 г. Иван Данилович прибыл в Новгород, где был возведен на новгородский стол. Оттуда он со многими другими русскими князьями и новгородской ратью пошел на Псков. Александр Михайлович бежал в Литву, Калита заключил с псковичами мир.

В 1331 г. скончался соправитель Калиты Александр Васильевич Суздальский. Иван Данилович отправился в Орду и благодаря щедрой раздаче подарков и обещанию бóльших выплат наконец получил ярлык на все великое княжение. Чтобы выполнить данные в Орде обязательства, Калите пришлось просить крупную сумму у новгородцев. Это привело к конфликту Москвы с Новгородом. В ходе этого противостояния Калита занял Торжок и Бежецкий Верх. Зимой 1332-1333 г. Иван Данилович был вызван в Орду, где, по-видимому, сумел заплатить обещанную сумму.

В 1337 г. возобновилось противостояние Ивана Даниловича с Александром Тверским. Тот смог получить от хана Узбека прощение, вернулся на тверской стол и попытался восстановить прежнее влияние. Опасаясь ослабления своих позиций, в 1339 г. Калита ездил в Орду с двумя сыновьями, затем отправил туда всех сыновей. Одновременно у хана побывали Александр Михайлович и другие русские князья. Политическая ситуация при ханском дворе вновь сложилась в пользу московского князя. 28 октября 1339 г. Александр Тверской и его сын Федор по повелению хана были казнены в Орде. Последовавшей затем зимой Калита помог организовать совместный поход ордынско-русского войска на Смоленск, который признал власть Литовского великого князя Гедимина. Впрочем, сам Калита не принял участия в боевых действиях.

Важным успехом политики московского князя стало укрепление дружественных отношений с церковью, начавшееся еще при Юрии Даниловиче. На церковном соборе в Переяславле (состоялся около 1310 г.) московские князья защитили митрополита всея Руси Петра от обвинений, выдвинутых Тверским епископом Андреем. После этого Петр неизменно поддерживал московских правителей в их борьбе с тверскими князьями. Он часто приезжал в Москву к Ивану Даниловичу и подолгу жил там. В Москве же Петр и скончался, и был похоронен в основанном им вместе с великим князем Успенском соборе Московского Кремля. В 1339 г. Калита добился у Константинопольского патриарха разрешения почитать митрополита Петра как святого. Ивану Даниловичу удалось поддерживать хорошие отношения и с преемником Петра - греком Феогностом, который прибыл на Русь в 1328 г. В 1329 г. Феогност поддержал действия Ивана Даниловича против Александра Тверского: митрополит отлучил от церкви тверского князя и псковичей и тем самым вынудил Александра покинуть Псков.

По инициативе Калиты в Москве широко развернулось строительство каменных храмов. В 1326 г. был заложен Успенский собор - вместо прежнего деревянного. Два года спустя к нему был пристроен придел, посвященный празднику поклонения веригам апостола Петра. В 1329 г. в Кремле возвели церковь во имя Иоанна Лествичника (на месте нынешней колокольни «Иван Великий»). Четыре года спустя в Кремле был возведен еще один новый собор во имя архангела Михаила. Он стал родовой усыпальницей московских князей. Строительная деятельность князя не ограничилась храмами. В последние месяцы его жизни были построены новые деревянные стены Московского Кремля.

В начале 1340 г., предчувствуя скорую кончину, московский князь постригся в монахи с именем Ананий, затем принял схиму (высшую ступень монашества) и через несколько недель скончался.

Иван Данилович смог значительно расширить владения великого князя владимирского. Ему удалось приобрести по ханскому ярлыку половину Ростовского княжества (в 1328 или в 1332 г.). Вероятно, при нем в состав великого княжения вошло (также по ханскому ярлыку) Дмитровское княжество. Кроме того, Калита осуществил «купли» Галицкого, Угличского и Белозерского княжеств. О характере этих приобретений среди исследователей нет единого мнения. Вероятнее всего, Иван Данилович приобрел у местных князей их верховные суверенные права, тем самым они перешли в статус служебных князей великого князя владимирского. Таким образом, большинство территориальных приращений Калита осуществлял в пользу не своего родового Московского княжества, а великого княжества владимирского, право распоряжения которым принадлежало хану. В отношениях с Ордой Иван Данилович, в отличие от старшего брата Юрия или своих соперников, тверских князей, соблюдал полную лояльность. Распространено представление, будто, ведя такую политику, Калита предполагал копить силы для последующего свержения монгольского ига. Однако в источниках нет подтверждений такой гипотезы. Более вероятно, что московский князь использовал Орду как орудие для борьбы с политическими противниками, в первую очередь с тверскими князьями.

От двух браков у Калиты родилось 4 сына и 4 дочери. Трое из сыновей - Симеон (родился в 1317 г.), Иван (родился в 1326 г.) и Андрей (родился в 1327 г.) - пережили отца. Таким образом, распоряжение наследством было важной проблемой. Обе сохранившиеся душевные грамоты Калиты были составлены перед его поездками в Орду. Вторая из них (1329 г.) вступила в силу после смерти князя. По ее условиям, наибольший удел был выделен старшему сыну, Симеону (известен под прозвищем Гордый). Москва оставалась в совместном владении братьев. Кроме того, был выделен удел их мачехе Ульяне, второй супруге Ивана Калиты. Часть имущества вел. князь завещал Церкви: 3 села - «святому Олександру» (скорее всего Александрову монастырю в Переяславле), «блюдо великое» - Успенскому собору во Владимире, серебряные пояса и «порты» – епископским кафедрам; 100 рублей Иван Данилович повелел раздать храмам. Благодаря политике Калиты после его смерти хан сохранил великое княжение за московской княжеской семьей - ярлык на владимирский стол был отдан Симеону Ивановичу. Это был первый за более чем 100 лет случай, когда по смерти великого князя титул получил его сын.

В современных Ивану Даниловичу и в позднейших текстах он также прославлялся за установление «тишины» на Руси, на 40 лет (1328-1368 гг.) избавленной от нападения врагов. Автор «Жития митрополита Петра», написанного в Москве в 1327 г., характеризует Ивана Даниловича как князя, милостивого к церкви и нищим, любителя духовных книг и благочестивых рассуждений. Возможно, прозвище Калита, встречающееся в источниках с конца XIV в., также связано с приверженностью князя благотворительности. Оно означает «сумка, мешок с деньгами». По одной версии, в этом прозвище отразилась щедрость в раздаче милостыни (для чего, как предполагают, он всегда носил при себе «калиту»). Согласно другой точке зрения, прозвище связано с рачительностью и скупостью Ивана Даниловича.

Во имя Отця и Сына и Святаго Духа, се яз, грешныи худыи раб Божии Иван, пишу душевную грамоту, ида във Орду, никимь не нужен, целымь своимь оумомь, в своемь здоровьи. Аже бог что розгадаеть о моемь животе, даю ряд сыном своим и княгини своеи.

1. Приказываю сыном своим очину свою Москву. А се есмь им роздел оучинил.

2. Се дал есмь сыну своему бо[лше]му Семену: Можаеск со всими волостьми, Коломну со всими Колом[ен]скими волостьми, Городенку, Мезыню, Песочну, и Середокоротну, Похряне, Оусть-Мерьску, Брошевую, Гвоздну, Ивани, Деревни, Маковець, Левичин, Скулнев, Канев, Гжелю, Горетову, Горки, село Лысцевьское, село на Северьсце в Похряньском оуезде, село Костянтиновское, село Орининьское, село Островьское, село Копотеньское, селце Микульское, село Малаховьское, село Напрудьское оу города.

3. А при своемь животе дал есмь сыну своему Семену: 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоты с женчюги, блюдце золото с женчюгомь с каменьем, 2 чума золота болшая. А ис судов ис серебрьных дал есмь ему 3 блюда серьбрьна.

4. А се даю сыну своему Ивану: Звенигород, Кремичну, Рузу, Фоминьское, Суходол, Великую свободу, Замошьскую свoбоду, Оугожь, Ростовци, Окатьеву свободку, Скирминовьское, Тростну, Негучю. А села: село Рюховьское, село Каменичское, село Рузьское, село Белжиньское, село Максимовское, село Андреевское, село Вяземьское, с[ело До]монтовское, село в Замошьскои свободе, село Семциньское.

5. А из золота дал есмь сыну своему Ивану: 4 чепи золоты, пояс золот болшии с женчюгомь с каменьемь, погас золот с капторгами, пояс сердоничен, золотомь окован, 2 овкача золота, 2 чаш[к]и круглыи золоты, блюдо серебрьно Ездниньское, 2 блюдци меншии.

6. А се дал есмь сыну своему Андрею: Лопастну, Северьску, Наруниж[ское, Серпо]хов, Нивну, Темну, Голичичи, Щитов, Перемышль, Растовець, Тухачев. А се села: село Талежьское, село Серпоховьское, село Колбасиньское, село Нарьское, село Перемышльское, село Битяговьское, село Труфоновьское, село Ясиновьское, село Коломнинское, село Ногатиньское.

7. А из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чепи золоты, пояс золот фрязьскии с женчюгомь с каменьемь, пояс золот с крюкомь на чьрвьчать шелку, пояс золот цесаревьскии, 2 чары золоты, 2 чумка золота меншая; а из блюд, – блюдо серебрьно, а два малая.

8. А се даю княгини своеи с меншими детми: Сурожик, Мушкову гору, Радонежьское, Бели, Воря, Черноголовль, на Вори свободка Софроновьская, Вохна, Деиково раменье, Данилищова свободка, Машев, Селна, Гуслиця, Раменье, что было за княгинею. А села: село Михаиловьское, село Луциньское, село оу озера, село Радонежьское, село Деигуниньское, село Тыловское, Рогожь, село Протасьевское, село Аристовское, село Лопастеньское, село Михаиловское на Яоузе, 2 селе Коломеньскии.

9. А из городских волостии даю княгини своеи осмничее.

10. А тамгою и иными волостми городскими поделяться сынове мои.

11. Тако же и мыты, которыи в которого оуезде, то тому.

12. А оброкомь медовымь городскимь Василцева веданья поделяться сынове мои.

13. А что моих бортников и оброчников купленых, которыи в которого росписи, то того.

14. А по моим грехом, ци имуть искати татарове которых волостии, а отыимуться, вам, сыном моим, и княгини моеи поделити вы ся опять тыми волостми на то место.

15. А числьныи люди ведають сынове мои собча, а блюдуть вси с одиного.

16. А что мои люди куплении в великом свертце, а тыми ся поделять сынове мои

17. А что золото княгини моее Оленино, а то есмь дал дчери своеи Фетиньи, 14 обручи и ожерелье матери ее. Монисто новое, что есмь сковал, а чело и гривну, то есмь дал при сoбе.

18. А что есмь придобыл золота, что ми дал бог, и коробочку золотую, а то есмь дал княгини своеи с меншими детми.

19. А ис порт из моих сыну моему Семену: кожух черленыи женчужныи, шапка золотая.

20. А Ивану, сыну моему: кожух желтая обирь с жьнчугомь, коць великии с бармами.

21. Андрею, сыну моему: бугаи соболии с наплечки с великимь женчюгомь с каменьем, скорлатное портище с бармами.

22. А что есмь нынеча нарядил 2 кожуха с аламы с женчюгомь, а то есмь дал меншим детем своим, Марьи же Федосьи, ожерельем.

23. А что моих поясов серебрьных, а то роздадять по пискупьям.

24. А что мое 100 руб. у Ески, а то роздадять по церквам.

25. А что ся остало из моих судов из серебрьных, а тым поделяться сынове мои и княгини моя.

26. А что ся останеть моих порт, а то роздадять по всим пискупьям и на Москве.

27. А блюдо великое о 4 колця, а то даю святеи Богородици Володимерскои.

28. А что есмь дал сыну своему Семену стадце, а другое Ивану, а иными стады моими поделятся сынове мои и княгини моя.

29. А прочь Московьских сел, даю сыну своему Семену села своя купленая: село Аваковское в Новегороде на Оулале, другое в Володимери Борисовское.

30. А что есмь купил село Петровское, и Олексиньское, Вседобричь, и Павловьское на Масе, половину есмь купил, а половину есмь сменил с митрополитом [лакуна в 10-11 букв] а селця на Масе, что есмь купил у Афинея, то даю сыну своему Ивану.

31. А что есмь купил село Варварьское и Поеловьское оу Юрьева, что есмь сменил на Матфеищовьское село, то даю сыну своему Андрею.

32. А что село Павловское, бабы нашее купля, и Новое селце, что есмь купил, и Олександр святыи, что есмь купил на Костроме, то даю княгини своеи.

33. А что есмь купил село в Ростове Богородичское, а дал есмь Бориску Воръкову, аже иметь сыну моему которому служити, село будет за нимь, не иметь ли служити детем моим, село отоимут.

34. А что есмь прикупил селце на Кержачи оу Прокопья у игумна, другое Леонтиевское, третье Шараповское, а то даю святому Олександру собе в поминанье.

35. А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меншими детми, по бозе ты им будешь печалник.

А кто [сю] грамоту порушит, судить ему Бог.

А на се послуси: отець мои душевныи Еф[ре]м, отець мои душевныи Федосии, o[тець мои] душевныи, поп Давыд.

На обороте листа помета: «Духовные, и списки с духовных, и прошная грамота».

На лицевой стороне грамоты след от прикрепления печати.

© ФКУ «Российский государственный архив древних актов» (РГАДА)
Ф.135. Отд.I. Рубр.III. №2. Л.1

Борисов Н.С. Иван Калита. М., 1995.

Горский А.А. Москва и Орда. М., 2003.

Кучкин В.А. Формирование государственно территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М., 1984.

Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв. М., 1960.

Кто такие бортники? Почему они особо упомянуты в грамоте?

Почему Калита решил разделить Москву между всеми сыновьями?

Почему в грамоте прямо не названы дочери князя?

Духовные грамоты представляют собой один из важнейших источников древнерусской истории. Своеобразные завещания князей позволяют отслеживать процесс приобретения, владения и собирания или дробления тех или иных земель. Эти документы хранились крайне аккуратно и бережно, поэтому сегодня они тщательно изучаются.
Не стал исключением и великий московский князь Иван Данилович Калита, составивший свою «Духовную грамоту». До наших дней сохранились два её варианта, которые отличаются друг от друга упоминанием разного числа сел и волостей. Историкам до сих пор неизвестно, один ли это документ в двух экземплярах или два абсолютно самостоятельных, датированных разным временем. Но, в любом случае, грамота была составлена заранее, перед поездкой Калиты в 1339 году в Орду к хану Узбеку, отличавшемуся особой беспощадностью к русским князьям. Предчувствуя возможность своей гибели, Иван Калита и позаботился о написании завещания, которое подвело бы итоги княжеской власти в 14 веке.
Главной целью создания этого документа стало закрепление преимущества московского великокняжеского дома, для чего требовалось сохранение цельности наследуемых земель. Основным механизмом регулирования этого процесса стал новый порядок престолонаследия, введенный Иваном Даниловичем.
Согласно «Духовной грамоте», младшие сыновья Калиты Иван и Андрей должны были во всем подчиняться своему старшему брату Семену, который оставался единственным командующим военных сил Московского княжества. В целях сохранения и укрепления политического и экономического единства Москва и ближайшие к ней земли в округе 40 км должны были управляться совместно всеми наследниками Калиты, каждый из которых имел в городе свою долю владений – «уездов». Такое сочетание индивидуальных и княжеских владений позволило сохранить и развить государственность Московского княжества.
Все ценности (золотую и серебряную посуду, драгоценности, церковные сосуды, оружие) князь поделил поровну между своими сыновьями, второй супругой и дочерьми. Такой раздел был призван обеспечить имущественные интересы всех сторон, устранив при этом возможные споры, и положить начало созданию великой сокровищницы московских князей. Значительное количество имущества было завещано духовенству.
Земельные владения распределялись неравномерно: большая их часть была отдана старшему сыну, а всем другим досталось примерно одинаковое количество сел и волостей. Что удивительно, такое завещание не послужило началом к междуусобным раздорам, а, наоборот, сплотило членов княжеского дома. Впоследствии следующие Великие князья придерживались принципов Ивана Калиты в отношении разделения наследства.
Многие историки, говоря о значимости княжения Ивана Калиты в целом и создании им «Духовной грамоты» в частности, справедливо отмечают, что в это время было заложено основание дальнейшего могущества Москвы.

А се дал сыну своему Андрею8): Лопастну, Северьску, Нарунижское, Серпохов, Нивну, Темну, Голичичи, Щитов, Перемышль, Растовець, Тухачев. А се села: село Талежьское, село Серпоховьское, село Колбасиньское, село Нарьское, село Перемышльское, село Битяговьское, село Труфоновьское, село Ясиновьское, село Коломнинское, село Ногатиньское. А из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чепи золоты, пояс золот фрязьскии9) с женчюгомь с каменьемь, пояс золот с крюкомь на чьрвьчате10) шелку, пояс золот царевьскии11), 2 ччары золоты, 2 чумка золота меншая; а из блюд - блюдо серебрьно, а два малая. А се даю княгини12) своеи с меншими детми: Сурожик, Мушкову гору, Радонежьское, Бели, Воря, Черноголовль, на Вори свободка Софроновьская, Вохна, Деиково раменье, Данилищова свободка, Машев, Селна, Гуслиця, Раменье, что было за княгинею.

Виртуальная выставка к 1150-летию зарождения российской государственности

I-1_2/0003.jpg (сайт РГАДА, первый вариант архивом не вывешен).4. О числовых значениях букв см. в Википедии, ст-и «Кириллица», «Греческий алфавит».

В текстах мистификационного происхождения буквы функционируют как носители чисел, но ряд букв древнерусского и современного русского алфавита не имеют числового значения. Сумма числовых значений букв слова, задействованного в поле кодировок, составляет первичное числовое значение этого слова (например, 5, 2 и 1 вместе составят 8, в имени Ева, в частности).

Последовательное суммирование чисел осуществляется, в большинстве случаев, до получения показателя из одного числа.

На чем было написано завещание ивана калиты?

Московский князь перечисляет как унаследованное от отца, так и приобретенное имущество – «вотчины и купли», из которых постепенно складывается собирательная картина Московского княжества едва ли не в самом начале его становления. Калита уже владел такими городами, как Можайск, Коломна, Руза, Звенигород, Серпухов, не считая огромного количества сел и волостей.

Все это раздавалось именно сыновьям, то есть Иван Данилович впервые пренебрег правилами так называемого лествичного восхождения, когда старшим в роду считался не старший сын, а старший брат. Доли для иной родни, кроме собственных детей, собиратель Москвы не предусмотрел.

Не выделялась вдовья часть и для супруги – душеприказчиком Иван назначил своего старшего сына Симеона и поручил ему заботится о княгине и младших братьях («по бозе ты им будешь печалник»).

Духовная грамота: завещание ивана калиты

В свою очередь, архимандрит Леонид Кавелин (1822-1891), на труды которого мы также опираемся в своих краеведческих исследованиях, в книге «Московский Звенигород и его уезд в церковно-археологическом отношении», изданной синодальной типографией в 1878 г., на первой странице пишет, что духовною грамоту Ивана Калиты «обыкновенно относят к 1328-1331 годам». Конечно, может показаться странным, почему Михаил Николаевич Тихомиров в своей работе о древней Москве не ссылался на него как на авторитетнейшего историка своего времени.

Несомненно, сам Тихомиров не мог быть незнаком с книгой Леонида Кавелина, изданной за 15 лет до его рождения. Но объяснение этому даёт, видимо, само время борьбы и противостояния советской власти в период сталинских репрессий с церковью.

Найти книги М.Т.
Историкам до сих пор неизвестно, один ли это документ в двух экземплярах или два абсолютно самостоятельных, датированных разным временем. Но, в любом случае, грамота была составлена заранее, перед поездкой Калиты в 1339 году в Орду к хану Узбеку, отличавшемуся особой беспощадностью к русским князьям.
Предчувствуя возможность своей гибели, Иван Калита и позаботился о написании завещания, которое подвело бы итоги княжеской власти в 14 веке.Главной целью создания этого документа стало закрепление преимущества московского великокняжеского дома, для чего требовалось сохранение цельности наследуемых земель.

Завещание ивана калиты об олимпийских играх

Cе далъ (йе)смь с(ы)ну сво(йе)му болшему Семену Можа(йе)скъ, Коломъ|ну со всими коломеньскими волостями, Городенку, М(е)зыню, П(е)сочну, Похряне, Оусть-Мерьску, Брошевую, Гвоздну, Ивани, Де|ревни, Маковець, Л(е)вичинъ, Скулневъ, Каневъ, Гжелю, [Го]р(е)тову, [Гор]ки, се[ло Лысц]евьско(йе), село на С(е)верьсц(е) в Похрянь|скомъ оу(е)зд(е), село Костянтиновское, село Орининьское, село О|стровьское, село Копотеньское, селце Микульско(йе), село Малахо|вьское, село Напрудское оу города.А при своемь живот(е) далъ (йе)|смь с(ы)ну Семену 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 ча|ши золоты с женчуги, блюдце золото с женчугомь с камень(йе)мь. |А к тому ещ(е) дал (йе)смь (йе)му 2 чума золота болшая. А исъ соудов | исъ серебрьныхъ*** дал (йе)смь (йе)му 3 блюда серьбрьна.
*В скобки заключены замещения букв древнего русского алфавита, не имеющих числового значения.

Уроки истории: что такое духовная грамота?

Когда автор называет ее золотой и большой, он припоминает великое переселение народов, одним из актов которого явилось мощное движение гуннов. Форма «чума» — напоминание о восприятии «переселенцев» в Европе, прежде всего – римлянами и греками .
В. Кучкин пишет, по поводу повреждений в пергаменте, на котором написаны завещания: «Приведенные примеры делают наглядными два заключения. Во-первых, если просто воспроизводить только сохранившийся текст княжеских завещаний XIV в., то он читаться не будет. Вместо слов, связанных в предложения, во многих случаях будут части слов и даже отдельные буквы, а иногда не будет даже их. Текст потеряет смысл. Поэтому, и это во-вторых, при публикации грамот утраченный текст необходимо восстанавливать.

Не определено ли человеку время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника?

Современники видели нечто мистическое не только в том, как четвертый сын Даниила Московского (младшего из сыновей Александра Невского!) стал вдруг главной фигурой своего времени, но и в том, как он ушел с политической сцены.

«Великому князю Ивану Даниловичу, некогда же во едину от нощей спящу ему на одре своем, и внезапу поторже цепь у дверей ложницы его и глас слыша: „Се старец прииде“, а не виде никого же глаголющего. И уразуме великий князь, яко се збысться ему пророчество святаго Петра; и скоро востав и нимало помешкав, иде в монастырь Преображения Господня, его же сам устроил близ двора своего, оставив вся и постри-жеся во иноческий образ» (32, 85).

Многие русские князья XIII века принимали монашеский постриг перед самой кончиной. В этом была своего рода хитрость: желание получить на небесах те преимущества, которые полагались монахам, без тех земных подвигов, которых требовал иноческий чин. «Нередко бывало, – замечает С. Б. Веселовский, – что ввиду безвозвратности акта пострижения его откладывали до последних часов, даже минут своей жизни, когда уже не было никого отказа от соблазнов и сует мира и не могло последовать никаких подвигов самоотречения. Происходило грубое извращение идеи монашества. Безуспешно лучшие представители церкви протестовали против этого обыкновения» (60, 326).

Калита не пытался обмануть небеса. Он искренне тревожился о своем посмертном уделе и потому решил стать иноком отнюдь не в день кончины. Согласно летописи, его решение ускорил таинственный старец, приход которого некогда предсказал Ивану митрополит Петр.

В монастыре князь прожил немалое время. Господь дал ему такую возможность, чтобы он мог подвести итоги своей жизни, покаяться и должным образом наставить сыновей.

Его духовная грамота (завещание) была составлена заранее. Она дошла до наших дней в двух экземплярах, которые различаются лишь тем, что во втором упомянуто несколько больше сел и волостей. Историки до сих пор спорят о том, один ли это документ в двух вариантах – или два самостоятельных акта, составленных в разное время. Как бы там ни было, вполне очевидно, что оба экземпляра грамоты уже существовали весной 1339 года, когда Иван был в Орде и там представил свое завещание на утверждение хана Узбека.

Теперь в тишине монашеской кельи князь вновь и вновь перечитывал грамоту, волнуясь: не забыл ли чего важного, необходимого...

Начало грамоты дышит христианским смирением: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, се аз, грешный худыи раб Божий Иван, пишу душевную грамоту, ида в Орду, никим не нужен (то есть никем не принуждаем. – Н. Б.), целым своим умом, в своем здоровьи. Аже Бог что розгадает о моем животе, даю ряд сыном своим и княгини своей» (5, 7).

Насколько известно, в таких смиренных тонах не писали свои завещания великие князья ни до, ни после Калиты.

Иван завещает: «Приказываю сыном своим очину свою Москву». Это значит, что Москва и ближайшая округа в радиусе около 40 км от столицы оставалась в совместном владении Семена, Ивана и Андрея Ивановичей. Каждый из них имел в городе свою треть, и потому каждый был кровно заинтересован в благосостоянии Москвы, в ее защите от врагов. Мудрое решение Калиты стало примером для его потомков.

Сложнейшей задачей было распределение между наследниками сосредоточенных в руках Ивана Даниловича земель, сильно различавшихся по их военно-стратегическому значению, юридическому статусу и хозяйственной ценности. Раздел должен был устранить возможные поводы для споров между сыновьями Калиты, а также обеспечить имущественные интересы их мачехи – княгини Ульяны с ее двумя дочерьми. Исследования духовной грамоты показывают, что Калита сумел найти удачное решение. Его завещание не стало поводом для раздоров (как, например, завещание Дмитрия Донского), а, напротив, послужило основой для сплочения московского княжеского дома. Примечательно, что доля старшего сына Семена (получившего из городов Можайск и Коломну) превосходила уделы младших братьев. В этом проявилась дальновидность Калиты. Явное материальное превосходство старшего брата сдерживало младших от мятежей. Последующие московские князья не только придерживались этого принципа, но и постоянно увеличивали надел старшего сына.

Важной частью наследства была движимость: парадные княжеские одежды и украшения, инсигнии власти, драгоценные сосуды для торжественных приемов. Здесь у Калиты скопилось, по-видимому, достояние всех его умерших бездетными братьев. Всем этим он и наделяет своих сыновей, тщательно обозначая каждый предмет.

«А при своем животе дал есмь сыну своему Семену: 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоты с женчуги, блюдце золото с женчугом с каменьем. А к тому еще дал есмь ему 2 чума золота болшая [По разъяснению К. В. Базилевича „чумом у монголов называется чаша, имеющая коническую форму, например, чаша из рога“ (45, 9)]. А из судов (сосудов. – К Б.) из серебрьных дал есмь ему 3 блюда серьбрьна»...

«А из золота дал есмь сыну своему Ивану: 4 чегш золоты, пояс болшии с женчугом с каменьем, пояс золот с капторгами [Капторгами у татар назывались металлические футлярчики для мелких вещей, подвешенные к поясу], пояс сердоничен золотом окован, 2 овкача золота [Овкач – ковш особой формы], 2 чашки круглый золоты; блюдо серебрьно ездниньское [Ездниньское – персидское], 2 блюдци меншии»...

«А из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чегш золоты, пояс золот фрязьскии с женчугом с каменьем [„Фряги“ – итальянцы. „Фрязьскии“ – итальянский], пояс золот с крюком на червчате шелку, пояс золот царевьскии [„Царевський“ – сделанный в Царьграде, византийский], 2 чары золоты, 2 чумка золота меньшая; а из блюд, – блюдо серебрьно, а 2 малая»...

По подсчету К. В. Базилевича, Калита завещал наследникам 12 золотых цепей, 9 поясов и 13 золотых предметов посуды (45, 9). Вместе с цепями пояса составляли наиболее ценную часть великокняжеской казны. Им придавалось особое, символическое значение. И в Орде, и в Византии они были в ту пору признаками социального статуса человека, его «визитной карточкой». Материал, из которого сделаны сам пояс и его накладки, количество бляшек и подвесок – все имело определенное значение. На Руси в XIV – XV веках золотой пояс был необходимым знаком княжеского достоинства, а «золотая шапка» и бармы – великокняжеского. Примечательно, что в XVI веке, когда и Орда, и Византия уходят в историю, пояс перестает быть для русских символом верховной власти.

Семейные ценности и знаки власти, перечисленные в духовной грамоте Ивана Калиты, вовсе не свидетельствуют о его «богатстве». Все эти вещи были фамильными, наследственными и практически неотчуждаемыми. Они представляли собой своего рода «лежачую казну», то есть ценности, изъятые из оборота. Князь Иван берег свой «золотой запас» приумножал его, но тратить мог только в случае крайней, катастрофической необходимости.

В раздел пошли и парадные одежды Калиты. «А ис порт моих сыну моему Семену: кожух черленыи жемчужьныи, шапка золотая [Видимо, это „шапка золотая“ – будущая „шапка Мономаха“]. А Ивану, сыну моему: кожух желтая обирь с женчугом и коц [Коць или кочь – накидка, длинный княжеский плащ, в более раннее время – корзно] великий с бармами [Бармы – нагрудные украшения из нанизанных на цепь золотых бляшек]. Андрею, сыну моему: бугаи соболий с наплечки с великим женчугом с каменьем [Бугай – по-монгольски бык. Так называли и непромокаемый плащ из бычьей кожи, который изнутри подбивался мехом], скорлатное портище сажено з бармами [Скорлатное портище сажено – одеяние из французского сукна, унизанное жемчугом]. А что есмь нынеча нарядил 2 кожуха с аламы с женчугом [Алам – серебряная бляха, окаймленная жемчугом], а то есмь дал меншим детем своим, Марьи же Федосьи, ожерельем».

Поделив между наследниками различные доходные статьи, обязав их совершить справедливый передел земель в случае, если какие-то волости будут отняты татарами, Иван переходит к следующей теме – о «численных людях». «А численыи люди, а те ведают сынове мои собча, а блюдут вси с одиного».

Название этой довольно загадочной категории населения происходит от термина «число». Так называли на Руси ордынскую перепись 1257 года, определившую размер дани с каждой территории. Полагают, что московский князь, стремясь упорядочить сбор ордынского «выхода», выделил особую категорию податного населения – «численных людей». Их численность при всех обстоятельствах должна была оставаться неизменной, а собранные с них налоги шли только для уплаты ордынского «выхода». Сумма этих налогов была приравнена к сумме «выхода». Согласно другому объяснению, численники занимались обслуживанием сбора ордынской дани (42, 30).

Как бы там ни было, «численники» находились под особой опекой властей: их благосостояние было гарантией своевременной выплаты дани татарам. Калита приказывает сыновьям вместе заботиться о «численных людях». Из этого можно сделать два вывода: во-первых, сумма «выхода» исчислялась со всего Московского княжества, а во-вторых, князь Иван делал все, чтобы связать сыновей общими интересами.

Особо перечисляет князь Иван во второй, «пространной», версии своей духовной грамоты села, купленные им в других русских землях: в Новгороде, Владимире, Ростове и Костроме. Они также идут в раздел между сыновьями.

Значительную часть своего движимого имущества Иван Калита, заботясь о спасении души, завещал духовенству. «А что моих поясов серебрьных, а то роздадять по попьям. А что мое 100 руб. у Ески, а то роздадять по церквем. А что ся остало из моих судов из серебрьных, а тым поделяться сынове мое и княгини моя. А что ся останеть моих порт, а то роздадять по всим попьям и на Москве. А блюдо великое серебрьное о 4 колця, а то есмь дал святей Богородици Володимерьскои».

Княжеские пояса и одежды («порты») раздавались попам московских церквей, конечно, не для использования по прямому назначению. Известно, что еще в домонгольский период великие князья Владимирские завещали часть своих церемониальных одежд Успенскому собору, где они хранились как реликвии, напоминавшие об умерших благодетелях.

Среди распоряжений Ивана Даниловича, относящихся к церкви, особо выделяется пожалование трех сел «святому Александру собе в поминанье». По-видимому, речь идет о небольшом Александровском монастыре, который, как можно понять из другого фрагмента завещания, был куплен Иваном Даниловичем «на Костроме» и завещан «княгини своей». В источниках нет никаких сведений об этом монастыре. Однако и сам контекст, в котором он упомянут, и его посвящение позволяют догадываться о причинах особой любви Ивана Даниловича к этой забытой обители, которой он поручил самое главное – вечный помин своей души. «А что село Павловское, бабы нашее купля, и Новое селце, что есмь купил, и Олександр святыи, что есмь купил на Костроме, даю княгини своей» (5, 10).

Под «бабой нашей» (то есть «бабушкой, бабкой») князь Иван разумеет жену Александра Невского Александру – мать Даниила Московского. В логической связи с этим воспоминанием стоит и Александровский монастырь – либо основанный самим Александром, либо поставленный в память о нем и его супруге. Обители и храмы с таким посвящением были крайне редки в ту эпоху. Подобное посвящение могло объясняться только мемориальным значением храма.

Все это позволяет обрисовать историю «святого Александра» следующим образом: князь Иван Данилович, получив великое княжение и став хозяином в Костроме, выкупил у прежних владельцев, благоустроил, а в конце жизни завещал своей жене Ульяне Александровский монастырь, связанный с именем Александра Невского. Заметим, что Калита тогда был последним из оставшихся в живых внуков Александра Невского. Это возлагало на него особую ответственность за сохранение памяти Невского героя. Возможно, подражая деду, Иван Данилович завещал обитель своей вдове, которая и поддерживала вечное поминовение деда и внука. Если допустить, что монастырь был женским, можно думать, что вдова Калиты приняла здесь постриг.

Завершается завещание Калиты строгим наказом старшему сыну Семену: «А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меншими детми, по Бозе ты им будешь печалник. А кто сю грамоту порушит, судить ему Бог»...

Духовная грамота Ивана Калиты – его расчет с семейными делами. Но это была лишь часть его Завещания.

Еще в 1339 году Калита распорядился приготовить хороший список Евангелия. Работу выполняли в течение нескольких месяцев два переписчика – Мелентий и Прокоша. Первый из них был старшим, а второй – его молодым помощником. Князь Иван хотел видеть книгу нарядно украшенной, и потому к делу были привлечены два художника. Один из них, Иоанн, нарисовал две красочные миниатюры – «Поклонение волхвов» и «Отослание апостолов на проповедь»; другой, неизвестный по имени мастер, сделал к главам нарядные заставки – цветные рисунки в виде фантастического переплетения растительных и животных мотивов. Нравоучительный смысл этих заставок был вполне ясен: только тот, кто следует путем Евангелия, может избежать сетей грехов, которые сплетает враг рода человеческого – дьявол.

Свое Евангелие князь Иван задумал послать «на Двину к святой Богородици». Полагают, что это был основанный в 1330-е годы близ устья Северной Двины Успенский Лявлен-ский монастырь, из которого рукопись в XVII веке была передана в крупнейшую обитель края – Антониев-Сийский монастырь. Там она и была обнаружена в 1829 году известным археографом П. М. Строевым (62, 143). Возникает вопрос, зачем понадобилось Калите отсылать эту превосходную и дорогую книгу в маленький лесной монастырь на самом краю Русской земли?

Обычно это решение объясняют в контексте борьбы Москвы и Новгорода за влияние в Подвинье. Но можно посмотреть на дело и с другой стороны. Сийское Евангелие содержит своего рода послание Ивана Калиты к будущим поколениям, его отчет перед Богом и людьми. И где он мог найти более надежное место для него, как ни там, на краю света, где не ступала нога татар и литовцев, шведов и немцев?! Московские пожары 1330-х годов, уничтожившие среди прочего и множество книг, неизбежно должны были заставить Ивана задуматься о сохранности своего послания. И он, как всегда, нашел единственно правильное решение. То, что сегодня мы держим в руках его Евангелие, лучше всех других соображений подтверждает прозорливость Калиты, его умение заглянуть в будущее.

История Сийского Евангелия полна загадок. И самая сложная из них – знаменитое послесловие. Чего стоит одна только его хронологическая часть! Дата завершения книги указана сразу в нескольких календарных системах. «В лето 6000-е 800-е 47-е, индикта 12, миротворенаго и солнечьного круга в 4-е лето висикостное, жидовь сего ирук в 7-е лето, епакта 18 лето, в 5-и каланд месяца марта, жидовьскы нисана, написано бысть си еуангелье» (102, 94). Однако эти системы противоречат друг другу. 6847 (1339) год имел число индикта 7, а не 12, и число круга солнца 15, а не 4. Указания на «лето висикостное» и на еврейский «длинный год» («сено ируко») совпадают, однако високосным был не 6847-й, а следующий, 6848 (1340) год. Запись указывает на календы марта, и если римский счет употреблен правильно, то это – февраль, однако в древнееврейском календаре месяц нисан соответствует марту, а перед ним в «долгом» (високосном) году вставляется дополнительный месяц «второй адар» (135, 340).

Очевидно, что автор приписки либо не вполне владел еврейским, римским и византийским календарями и запутался в них, либо и не стремился к точности, используя все системы иносказательно, как своего рода метафоры. Последнее вполне вероятно: он действовал подобно художнику и создавал своего рода «вселенскую» заставку перед текстом приписки. В самой приписке дела великого князя Ивана сравниваются с деяниями знаменитых лиц Священного Писания и византийской истории. Они представляются как исполнения ветхозаветных пророчеств: «О семь бо князи великом Иване пророк Езекии глаголеть: в последнее время в апустевшии земли на запад встанеть цесарь правду любя и суд не по мьзде судя, ни в поношение поганым странам» (103, 95).

Уже в этой первой фразе похвалы Ивану Калите хорошо виден весь ее дальнейший склад: очень вольное, «творческое» использование текстов Священного Писания. В основе этого фрагмента – одно яркое место из книги пророка Иезе-кииля: «Так говорит Господь Бог: рыдайте! о, злосчастный день! Ибо близок день, так! близок день Господа, день мрачный; година народов наступает. И пойдет меч на Египет... И опустеет он среди опустошенных земель, и города его будут среди опустошенных городов... И реки сделаю сушею и предам землю в руки злым, и рукою иноземцев опустошу землю и все, наполняющее ее» (Иезекииль, 30, 2 – 12). Все эти беды исполнятся рукою Навуходоносора, царя Вавилонского. Так возник образ «апустевшей земли». (Это один из первых примеров характерного московского диалекта с заменой «о» на «а».)

Но далее звучит мотив уже другой библейской книги – пророка Иеремии. «Вот, наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле. Во дни его Иуда спасется и Израиль будет жить безопасно; и вот имя Его, которым будут называть Его: „Господь оправдание наше!“ (Иеремия, 23, 5 – 6).

Из туманных пророчеств Иезекииля, Иеремии, Исайи и Даниила вырисовывается образ грядущего в мир «Царя» – Иисуса Христа. Его важнейшим достоинством будет «праведный суд». «Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине» (Исайя, 11, 4). В сложной, многоплановой символике похвалы образ земного «царя последних времен» великого князя Ивана как бы наслаивается на образ Царя Небесного.

Из той же книги Иезекииля происходит и мысль о наступлении «последних времен». Рассказ о Гоге, «князе Роша, Мешеха и Фувала», которого Господь «в последние времена» выведет из земли Магог и пошлет «от пределов севера» войной на Израиль, – одна из любимых ветхозаветных тем византийского Средневековья. Там этот народ ассоциировался с руссами, часто нападавшими с севера на Византию.

Но сами русские увидели библейского Гога в татарах, а их приход восприняли как знак наступления «последних времен». Иными словами, на иносказательном языке древнерусского книжника «последние времена» – это времена татарского владычества над Русью. «В тот день, когда народ Мой Израиль будет жить безопасно, ты (Гог. – Н. Б.) узнаешь это: и пойдешь с места твоего, от пределов севера, ты и многие народы с тобою, все сидящие на конях, сборище великое и войско многочисленное. И поднимешься на народ Мой, на Израиль, как туча, чтобы покрыть землю: это будет в последние дни»... (Иезекииль, 38, 14 – 16).

От книг пророков автор похвалы обращается к Псалтири. И здесь его привлекает та же тема: царь-законотворец и праведный судия. Имецно о князе Иване «песнословец» (то есть автор Псалтири, царь Давид) возвещал в своих псалмах: «Постави, Господи, законодавца над ними, да разумеют языци яко человеци суть». И другое: «Боже! суд цесареви дай же правду сынови цесареву».

Знаменитый царь Давид, основатель династии, подготовивший все необходимое для строительства Храма в своей новой столице Иерусалиме; его сын, мудрый царь Соломон, выстроивший Храм, – этот библейский диптих волновал воображение князя Ивана. Ведь и его отец Даниил был родоначальником московского дома, а сам он, подобно Давиду, был одним из младших сыновей его, достигших власти Божией милостью. Подобно Соломону, князь Иван выстроил в своем городе Храм и окружил его новыми крепостными стенами; подобно Соломону, князь Иван предстал перед.современниками и потомками в образе праведного судии. Еще одна добродетель царя Соломона как идеального правителя – его милосердие. Оно было воспринято и Калитой, прославившимся своим «нищелюбием».

В 71-м псалме звучит и уверение в том, что процветание земли неотделимо от милосердия правителя. «... И поклонятся ему (Соломону. – Н. Б.) все цари; все народы будут служить ему; ибо он избавит нищего, вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника. Будет милосерд к нищему и убогому, и души убогих спасет; от коварства и насилия избавит души их, и драгоценна будет кровь их пред очами его» (Псалтирь, 71, 11-14).

В правление этого милосердного царя люди «будут молиться о нем непрестанно, всякий день благословлять его; будет обилие хлеба на земле, наверху гор; плоды его будут волноваться, как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле; будет имя его благословенно вовек; доколе пребывает солнце, будет передаваться имя его» (Псалтирь, 71, 15 – 17).

Камнем преткновения для современного биографа Калиты становится вопрос: как отделить в похвале из «Сийского Евангелия» истину от хвалебной риторики, правду жизни – от обычной придворной лести. Один из путей приближения к истине – воссоздание самой обстановки, в которой создавалась похвала. Очевидно, что она была написана по окончании политической жизни князя Ивана, когда ложь уже не нужна была для его текущей работы. Но при этом похвалу нельзя назвать и посмертной, когда ложь получает оправдание как необходимый элемент исторического мифа. Создатель похвалы исходил из того, что тот, кому она посвящена, успеет прочесть, а стало быть, и ощутить ответственность перед Богом за достоверность этого послания к потомкам. Иначе говоря, похвала возникла на узкой меже правды, разделяющей два бескрайних поля лжи – прижизненное и посмертное.

Вчитываясь в текст, легко заметить, что похвала – не напыщенное холодное произведение придворного ритора, а горячая молитва о спасении души князя Ивана. Ее пронизывает острое ощущение греховности, страх скорого Страшного суда. Автор словно торопливо вспоминает все, что сможет сказать князь Иван на Страшном суде в свое оправдание.

Несомненно, писавший похвалу (или диктовавший ее переписчику) был лично близок к Калите. Конечно, он действовал не по собственной инициативе, но исполнял княжеское повеление: составить перечень важнейших деяний великого князя Ивана Даниловича. Он был хорошо осведомлен о том, какие деяния сам князь считал своими главными заслугами.

Неизвестный автор похвалы был человеком весьма образованным, свободно владевшим текстами Священного Писания, наследием византийской и древнерусской литературы. Среди литературных источников похвалы – «Слово о Законе и Благодати», созданное в середине XI века киевским митрополитом Иларионом. Одно из самых ярких и патриотических произведений древнерусской литературы, «Слово» прославляло Русскую землю, первых христианских князей – Владимира Святославича и его сына Ярослава Мудрого.

Трудно удержаться от предположения, что составителем похвалы был любимец Ивана Калиты архимандрит придворного Спасского монастыря Иван. Летопись характеризует его как «мужа сановита сущи, разумна же и словесна, и сказателя книгам» (25, 91).

В деяниях князя Ивана автор похвалы выделяет семь главных заслуг: праведный суд, миролюбие («тишина велья в Рускои земли»), храмоздательство, прекращение «безбожных ересей», забота о написании книг («многим книгам написа-ным его повелением»), любовь к «святительскому сану» и монашескому «постническому житию», милосердие к слабым и бедным. Все эти добродетели Калиты, названные в похвале, прямо или косвенно подтверждаются и другими источниками.

Текст Сийского Евангелия (Г. И. Вздорнов предпочитает называть его «Евангелием Ивана Калиты») содержит две миниатюры – «Поклонение волхвов» и «Отослание апостолов на проповедь». По наблюдению того же исследователя, они не связаны напрямую с текстом, возле которого помещены. Их сюжет «навеян косвенно, исходя из каких-то личных соображений заказчика рукописи или ее исполнителей» (62, 147). Эти «личные соображения» вполне очевидны в контексте всей жизни князя Ивана, своеобразным итогом которой стало Сийское Евангелие.

Первая миниатюра, которой открывалась рукопись, представляет сидящую на престоле Божию Матерь с младенцем. К ней в молитвенном движении устремлены три «волхва», подносящие дары. На заднем плане – фантастические «палаты». Символический смысл миниатюры понятен: она изображала то церковно-государственное почитание Богородицы, которое установилось в Москве стараниями Ивана Калиты и митрополита Петра. Успенский собор московского Кремля стал архитектурным образом ключевой идеи нарождавшейся московской государственности, а миниатюра «Евангелия Ивана Калиты» – ее живописным воплощением.

Вторая миниатюра, помещенная в середине книги, – «Отослание апостолов на проповедь». Двенадцать апостолов тесной группой приближаются к благословляющему их Иисусу Христу. В левой руке его – свиток с записью учения, которое апостолы призваны нести миру. В выборе сюжета также легко угадывается «личное соображение» создателей книги: князь Иван всю жизнь ощущал себя божиим избранником, призванным исполнить провиденциальную миссию. Согласно похвале, «во дни его воссияла правда» – восторжествовало христианское учение. Свою государственную деятельность он понимал как апостольское служение.

Евангелие было закончено еще при жизни князя Ивана. По одним расчетам, это произошло 25 февраля, по другим – 5 марта, по третьим – 28 марта 1340 года. Как бы там ни было, князь успел познакомиться с книгой, оценить по достоинству труд своих мастеров, красноречие своего первого биографа.

Но дни его уже были сочтены. 31 марта 1340 года инок Анания – великий князь Иван Данилович, прозванный за щедрость Калитой, – отошел в вечность.

Уже на другой день, 1 апреля, его похоронили в заранее приготовленной каменной гробнице в Архангельском соборе московского Кремля. Кончалась пятая седмица Великого поста. В день погребения Ивана была «суббота Акафиста» – особый день, когда во всех церквах читался знаменитый Акафист Божией Матери, написанный в VII веке дьяконом константинопольской Софии Георгием Писидой. Создатель московского «дома Пречистой Богородицы», князь Иван особенно любил это древнее песнопение, в котором выражалось твердое уверение в неотступном покровительстве Божией Матери чтущим ее с верой и любовью. И вот теперь – как последняя милость Пречистой – именно оно прозвучало над его раскрытой могилой...

«Светоприемную свещу, сущым во тме явльшуюся, зрим святую Деву: невещественный бо вжигающи огнь, наставляет к разуму божественному вся, зарею ум просвещающая... Радуйся, яко гром, враги устрашающая... Радуйся, чаше, чер-плющая радость»...

Но отзвучал Великий акафист, и потекли печальные напевы панихиды. Склонив головы и широко крестясь, стояли вокруг гроба московские бояре, едва удерживала рыдания жена, хмурились, потупив взоры, сыновья...

А на площади у храма теснился плачущий, перепуганный московский народ, потерявший своего защитника и предводителя.

В летописном сообщении о кончине князя Ивана сквозь обычную риторику некролога пробивается искреннее чувство осиротелости. «Преставился князь великий Московский Иван Данилович, внук великаго Александра, правнук вели-каго Ярослава, в чернцех и в скиме, месяца марта в 31... И плакашася над ним князи, бояре, велможи и вси мужие москвичи, игумени, попове, дьякони, черныги, и вси народи, и весь мир христианьскыи, и вся земля Русская, оставши своего государя... Проводиша христиане своего господина, поюще над ним надгробныя песни, и разидошася плачюще, наполнишася великиа печали и плача, и бысть господину нашему князю великому Ивану Даниловичу всеа Руси вечная память» (25, 93).

Кроме духовной грамоты Ивана Калиты и похвалы ему в «Сийском Евангелии», существовало и третье, невещественное завещание князя Ивана. Оно заключалось в его политическом наследии. Конечно, Иван использовал опыт своего отца. Но князь Даниил никогда не поднимался до тех горизонтов, которые увидел его сын. Именно Калита стал основателем московской «большой политики», определил ее принципы, цели и средства.

Сыновья князя Ивана получили от отца достаточно ясный политический «наказ». Суть его сводилась к одному – сохранить любыми средствами ту «великую тишину», под покровом которой шло медленное «собирание Руси» вокруг Москвы. Две составляющие этой «великой тишины» – мир с Ордой и мир с Литвой. Московские братья Ивановичи часто ездили в Орду, пользовались доверием сына Узбека хана Джанибека (1341 – 1357). Благодаря этому татары в середине XIV века не беспокоили Северо-Восточную Русь своими нашествиями.

Подобно отцу, сыновья твердой рукой смиряли Новгород, не останавливаясь и перед военным давлением. Соперничая с Литвой за влияние в брянских и смоленских землях, наследники Калиты, однако, никогда не доводили дело до большой войны. Они умели примириться с некоторыми довольно ощутимыми потерями во имя сохранения заветной «тишины».

Семен, Иван и Андрей восприняли от отца и его умение использовать церковные средства для достижения своих политических целей. Их дружба с митрополитом Феогностом привела к тому, что старый византиец оставил своим наследником на кафедре московского монаха Алексея – сына боярина Федора Бяконта. В 1354 году патриарх Филофей утвердил его в качестве митрополита Киевского и всея Руси. Так осуществилась мечта Ивана Калиты о собственном, «московском» митрополите.

Сыновья продолжили и отцовское храмоздательство. В 1344 – 1346 годах силами московской княжеской семьи и митрополита Феогноста были украшены росписями кремлевские соборы Калиты. А в 1346 году братья заказали 5 колоколов для соборной звонницы. В 1349 году возле Спасского собора в Кремле был устроен «притвор, придел камен» – небольшая церковка, примыкавшая к основному храму. В каменном строительстве участвовали и бояре. В 1340 году Вельяминовы поставили каменный храм в своем фамильном «богомолье» – московском Богоявленском монастыре. Украшалась Москва и множеством прекрасных деревянных церквей. В одном только пожаре 1343 года «изгорело церкви 28» (25, 94). В пожаре 1355 года, когда пострадал в основном Кремль, сгорело 13 церквей (25, 99).

Братья Ивановичи были, конечно, очень разными людьми. Им случалось ссориться, а потом торжественно мириться «у отня гроба». Помня о своих собственных интересах, младшие, однако, никогда не доходили до измены старшему брату – великому князю Семену Ивановичу. И в этом тоже был сохранен завет Калиты, 20 лет верой и правдой служившего старшему брату Юрию.

Источники не позволяют увидеть характер младшего, Андрея. Основатель династии серпуховских князей, всегда отличавшихся мужеством и верностью московскому престолу, князь Андрей умер в возрасте 26 лет в 1353 году от чумы, свирепствовавшей тогда на Руси.

Средний брат, Иван, был щедро наделен отцовским смирением и благочестием. Митрополит Киприан советовал сыну Ивана Дмитрию Донскому помнить «отца твоего кротость же и милость и безлобие многое, и богобоязньство» (114, 203).

Доброта Ивана Ивановича порою вступала в противоречие с его обязанностями как правителя. «Ослабив вожжи», он позволил московским боярам затеять какую-то свирепую распрю, завершившуюся убийствами и бегством некоторых вельмож из Москвы в Рязань. Рано умерший (в возрасте 33 лет), Иван Красный оставил по себе добрую память, хотя и не без некоторой горечи по причине его «мягкотелости».

Старший Иванович, Семен, отличался дерзостью и каким-то оскорбительным для окружающих высокомерием. За него-то он и получил прозвище – Гордый. В ту пору слово это звучало зловеще, ибо каждый знал слова апостола: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5, 5). Согласно уникальному известию Татищева князь Семен, устрашив новгородцев в войне 1341 года, потребовал, чтобы их предводители в знак смирения явились к нему в стан босыми и просили о прощении на коленях.

Но при этом князь Семен был мудрым и дальновидным правителем. Чего стоит одна только его речь о единстве на княжеском съезде осенью 1340 года! В сущности, это его первая тронная речь: Семен только что вернулся из Орды великим князем Владимирским. Вот ее полный текст в изложении Татищева.

«Братия драгая и любезныя, весте, яко доколе великие князи сильнии бываху, а другая князи слушаху и за един хождаху, тогда Руская земля множися в людех и богатстве, и не смеяше на мя никто дерзнут, но всии покоряхуся и дани даяху, яко Ярослав, Владимир Мономах и Мстислав. А коли поделилися и друг друга начаху воевати, а князь великий их не слушаху, тогда наидоша татары, князя убиша, грады разо-риша, всею Рускою землею обладайте и дань тяшку возложи-ша. И ныне князей убивают, люди, всегда пленясче, ведут и в бусурманство обращают, и вся наша имения тасчат. А мы толико силы можем имети, что землю Рускую обороните и толико нами ругатися не дата нечестивым, коли токмо меня послушаете. А первее требе сих новгородцев смирите, и покорити, и послушными великим князем учинити, и всем заедин противо враг стати. А буде кому в князях будет о вотчине или о чем ином котора распря, ино не воеватися, а судитися пред князи. А начнет кто войну и позовет татаря или тамо суда поисчет, и на того всем нам быти заедин».

Речь Семена произвела на князей сильное впечатление. Кажется, в ту пору никто не позволял себе говорить так прямо и открыто об общей беде. «И любо бысть всем речь сия, и всии князи на том крест целоваху, и поидоша ратью к Торжку» (38, 94).

Мог ли Татищев придумать эту речь для украшения своей «Истории» или для утверждения своих «монархических взглядов»? Едва ли. Подтвержденная многими современными исследователями его трудов, «субъективная добросовестность историка уже не может вызывать сомнений» (88, 339). К тому же если бы он и захотел вставить в текст «Истории» свое собственное суждение, он, конечно, приписал бы его более знаменитому, чем князь Семен, историческому лицу.

Примечательно само построение рассказа Татищева о московско-новгородском конфликте 1340 – 1341 годов. В целом он следует за Никоновской летописью. Однако легко узнаваемый текст Никоновской несколько раз прерывается вставками из какого-то другого уникального источника. Одной из таких вставок является и речь Семена на княжеском съезде в Москве. Разумеется, нельзя ручаться за протокольную точность княжеской речи. Более того, эту речь скорее всего написал какой-то древнерусский книжник, из труда которого она вместе с другими уникальными подробностями была извлечена Татищевым. Однако само содержание этих выдержек говорит о многом. Такая, например, деталь, как коленопреклоненные и босые новгородцы, могла быть известна только современнику и скорее всего – очевидцу события. Им же могла быть воссоздана по памяти и речь Семена перед князьями. Судя по всему, этот повествователь принадлежал к ближнему окружению князя или митрополита Феогноста, также находившегося тогда в Торжке.

В итоге можно утверждать, что так или примерно так, как это изложено у Татищева, и говорил своим собратьям по ремеслу 23-летний великий князь Семен Иванович. Нетрудно догадаться, от кого почерпнул молодой великий князь свою государственную мудрость. Устами Семена к современникам и потомкам обращался его великий отец, «собиратель Руси» Иван Данилович Добрый, прозванный за щедрость Калитой...

Судьба жестоко посмеялась над Семеном Ивановичем, словно наказав его за «гордость». После двух неудачных, бездетных браков он, перешагнув через церковные каноны и выдержав тяжелую ссору с митрополитом, женился в 1347 году на Марии Тверской – дочери казненного в Орде в 1339 году Александра Тверского. В этом браке, возродившем старые идеи Даниловичей о династическом «освоении» тверских земель, князь Семен был счастлив и многодетен. Казалось, его сыновьям суждено было стать главной ветвью московского дома. Но в 1353 году тяжелая рука «черной смерти» смахнула с лица земли сначала всех сыновей князя Семена, а потом и его самого. Из трех сыновей Калиты Всевышний сохранил тогда лишь одного – богобоязненного и кроткого Ивана Красного...

Полузадушенный смертельной болезнью, Семен Гордый диктовал свое завещание. В нем он умолял наследников мирно жить друг с другом и исполнять его последнюю волю – «чтобы не престала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла»...

Это неожиданное «лирическое отступление» в суховатых росписях княжеского имущества и по сей день остается загадкой. Какое значение вкладывал Семен в эту таинственную «свечу»? Говорил ли он о продолжении московского дела «собирания Руси»? Беспокоился об исполнении родительских заветов? Или же вспомнил вдруг последние часы своего отца князя Ивана, его последний Акафист: «Светоприемную свещу, сущым по тме явльшуюся, зрим святую Деву»?..

В бесконечных тревогах пролетали годы. Люди с плачем приходили в этот мир и с плачем покидали его. Все казалось зыбко и ненадежно. Но между тем дела шли своим неспешным чередом, подчиняясь неведомым законам. Под снисходительным надзором хана Джанибека Московское княжество неприметно росло и крепло. Но в 1357 году «добрый царь» Джанибек был убит своим сыном Бердибеком, уставшим дожидаться заветного золотого престола. Заодно Бердибек прикончил и 12 своих братьев, избавив себя от лишних хлопот. Однако такой поворот дел в Орде понравился не всем. Среди татар началась длительная усобица (по выражению летописца – «замятия великая в Орде» (22, 229). За период с 1357 по 1381 год на ордынском престоле сменилось более 25 ханов (71, 50).

Воспользовавшись ордынскими усобицами, суздальский князь Дмитрий Константинович в 1360 году сумел ненадолго отобрать великое княжение Владимирское у малолетнего сына Ивана Красного Дмитрия. Возможно, эту мысль ему подсказали некоторые «сильные люди» в Орде, озабоченные неуклонным ростом могущества Москвы. Но московское боярство, сплотившись вокруг митрополита-москвича Алексея, отстояло права своего князя-отрока. С этого времени великое княжение Владимирское становится «вотчиной» (неотъемлемой привилегией) московских правителей.

Внуки Калиты Дмитрий Иванович Московский и Владимир Андреевич Серпуховской выросли фактически без отцов. Над ними не довлела семейная выучка, им легче было отойти от политических традиций Калиты, о которых они знали только понаслышке, от старых бояр или митрополита Алексея. И не случайно именно эти дерзкие отроки, возмужав, встряхнули Русь, вывели ее из лесов и болот на простор Куликова поля.

Новое вино вливалось в новые мехи. Московские правители искали и находили новые решения старых проблем. Но окруженный глубоким почтением образ их прадеда, первого «собирателя Руси» Ивана Калиты, жил в их семейных преданиях. Все понимали, что Москва пошла в рост от посаженного и взлелеянного им зерна. Трудно определить словами, в чем же состояло не имущественное, не политическое, а именно духовное, вечное наследие Калиты. Как известно, родители познаются в детях. Всех правивших в Москве потомков князя Ивана отличало необычайно развитое чувство ответственности. Его истоки – в изначальном церковно-государственном характере московского домостроительства.

Создание Московского государства воспринималось ими как исполнение провиденциальной задачи – построения небывалого дотоле Царства Божией Правды. И потому строители всегда помнили грозные слова пророка Иеремии: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иеремия, 48, 10).

На тот момент Великий Князь был владельцем нескольких городов, к их числу относились Руза, Звенигород, Можайск, Серпухов, Коломна. Ивану Калите принадлежали десятки сел и волостей. Таким образом, на вопрос о том, что такое духовная грамота, можно дать простой ответ — самое настоящее завещание, составленное в период княжения. Впервые Калита пренебрег правилами разделения наследства. Он раздал его всем своим сыновьям поровну, не обращая внимания на «лестничное восхождение», согласно которому значительная доля доставалась именно старшему сыну. Стоит отметить, что Иван Калита не позаботился больше ни о ком, кроме своей семьи. Все наследство было поделено в тесном родственном кругу. Интересен тот факт, что князь не выделил «вдовью долю» своей супруге. Деньги, по праву принадлежащие ей, он отдал старшему сыну и приказал ему заботиться о матери и младших братьях.

Виртуальная выставка к 1150-летию зарождения российской государственности

Тихомирова по истории Москвы XII-XV веков и средневековой России не представляется сложным, их можно найти в публичной библиотеке или на книжных развалах столицы. Ну, а книгу архимандрита Леонида Кавелина «Московский Звенигород и его уезд в церковно-археологическом отношении» наш читатель и исследователь истории Подмосковья может встретить на «Книжной полке» историко-краеведческого сайта Наро-Фоминского района «Боровский тракт». О том, что духовная грамота Ивана Калиты написана в 1328 г.

и напечатана « В собрании государственных грамот и договоров»,Т.I №22, сообщает нам и«Хрестоматия по истории СССР». Т.I., составленная В.Лебедевым с группой авторов, которая была издана в Москве в 1940-м году. Мы в своём краеведческом исследовании придерживаемся такой же установленной историками даты.

«Ну, а чем интересно завещание Ивана Калиты?» – может спросить нас неискушённый в истории читатель.

На чем было написано завещание ивана калиты?

Однако реконструкция утраченного текста в каждом конкретном случае требует предварительного точного установления размеров утраты, расчета количества исчезнувших букв и только потом обращения к параллельным или близким текстам, если они сохранились, для заполнения лакун». Дело обстоит ровно противоположным образом. Если хочешь понять, что написано на пергаменте на самом деле, нужно просто воспроизвести только «сохранившийся» текст «княжеских завещаний XIV в.». Ни в коем случае нельзя «восстанавливать» «утраченный текст».
Чтобы не было соблазна «точно установить размеры утраты», следует хотя бы временно запретить историкам проносить в читальные залы линейки.

Духовная грамота: завещание ивана калиты

Во имя отца и сына и святаго духа, се яз, грешный худыи раб божии Иван, пишу душевную грамоту, идя в Орду, никим не нужен, целым своим умом, в своем здоровьи. Аже Бог что розгадает о моем животе, даю ряд сыном своим и княгине своеи. Приказываю сыном своим очину свою Москву. А се есмь им роздел учинил: Се дал есмь сыну своему болшему Семену: Можаеск, Коломну со всеми коломеньскими волостми… А се даю сыну своему Ивану: Звенигород, Кремичну, Рузу… А се даю есмь сыну своему Андрею: Лопастну, Северьску, Нару, Серпохов… А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгини свою с меншими детми, по бозе ты им будешь печалник.
А на се послуси: отец мои душевныи Ефрем, отец мои душевныи Федосии, отец мои душевныи поп Давыд. А грамоту писал диак князя великого Кострома. А кто сю грамоту порушит, судить ему Бог». РГАДА. Ф. 135. Отд. I. Рубр. III. № 2. Л. 1.
Количество слов первой строки в конечном выражении– 6 (в первоначальном выражении — 15), второй – 2, третьей – 2, четвертой – 9, пятой – 2, полученный ряд 62292; общее числовое значение здесь не высчитывается, поскольку лексема «своимь» разделена на две части и учтена как во второй, так и в третьей строке. Всего же слов в пяти строках 56, конечное числовое значение 2. Теперь суммируем конечные числовые показатели каждой строки, полученные по двум обозначенным выше критериям, предварительно выстроив эти показатели в два столбца. Третий столбец справа – полученные построчные конечные числовые значения.9 6 63 2 53 2 58 9 89 2 2В полученных столбцах-рядах примечательны различные симметричные взаимоотношения между рядами, столбцами и в одном случае внутри ряда (8 9 8).

Завещание ивана калиты об олимпийских играх

Внимание

Вполне вероятно, что единица, конечная сумма количества предметов и числовых значений именований предметов, имеет своей функцией не только союз с девяткой, но и самостоятельно маркирует имя «Аттила» с его числовым значением 1. Греческая тема также не чужда Аттиле: его войска вторгались на территорию Греции и достигали Фермопил. С Аттилой же и гуннами связаны две вербальные шутки третьей клаузулы.

Ее «женчуги» объединяют в себе формант «жен», подразумеваемый «женское» и «чуги» (в единственном числе «чуга»), верхнее одеяние народов карпатских областей, бытовавшее также в Венгрии (Sz;r) и почитаемое как венгерская национальная одежда, но чугу носят только мужчины (многие из которых – потомки гуннов). «Чум» — конусообразная палатка коренных народов Сибири, включая ханты и манси, родственников венгров.

Уроки истории: что такое духовная грамота?

Написание одного и того же слова в старинных текстах или текстах «под старину» может варьироваться в зависимости от того, какое числовое значение следует получить, за счет применения той или иной графемы (графем) одной и той фонемы («и» или «i», «о» или «омега», «е» или «ять», «ф» или «ферт», «кс» или «кси», «пс» или «пси») или нарочитых ошибок.5. Cм. о нем у Николая Морозова (www.doverchiv.narod.ru/morozov/8-I00-03.html).6. Метонов цикл и сегодня применяется в расчетах Пасхалии.
См.: https://ru.wikipedia.org/wiki/Метонов_цикл7. См.: Сагит Фаизов Братья Орловы, Потемкин и сестра их Лыбедь // http://sagitfaizov.livejournal.com/91815.html8. В тексте есть ряд шуток, построенных на чтении текста с иной компоновкой букв (не меняя их последовательности), нежели в тексте, представленном выше; несколько шуток построены на использовании игры слов и ретроинскрипции.

Завещание ивана калиты

Инфо

Великий князь передает Семену Ивановичу из своей казны 15 предметов, конечное числовое значение 6; конечное числовое значение названий предметов равно 4 (сумма ряда 389398), сумма 6 и 4 равна 10, или 1; 1 и 9 образуют ряд 19 – число лет метонового цикла. Лексема «чаши» перечня ключевых трех предметов разорвана переносом второго слога на следующую строчку – указание на подключение к ряду «чепи — поясы» следующего, единственного, предмета – «блюдце» (взамен чаш). В результате этой факультативной акции образуется ряд 431, или 431-й год до нашей эры – дата начала Пелопонесской войны.

Сама по себе совокупность 4321 тоже многозначительна, в обратном порядке это поступательно возрастающий простой числовой ряд, который использовался мистификаторами и в «Повести временных лет» . Оставшиеся 2 чума и 3 блюда суммарным своим количеством находятся в коррелятивной связи с 5 строчками клаузулы.