Прием гиперболы при описании щита ахилла. Описание щита ахилла. Кузнецом или художником был Гефест

Удивительные страницы исторических открытий

Исторические артефакты в современном мире- это не только подтверждение исторических фактов, но и порой прекрасный экземпляр для искусства. Одним из таких является щит Ахиллеса. По историческим преданиям его за одну ночь выковал Гефест.

Возвышенный центр подразумевал своеобразный символ Земли- Пуп Вселенной. Кроме этого на щите были изображены земля и звездное небо. Такой щит был выкован в единственном экземпляре. Для археологов и историков - это бесценная находка. Поискам артефакта всю жизнь занимался немецкий археолог Генрих Шлиман. Какой же на самом деле этот щит Ахиллеса?

Главы гомеровской «Иллиады» раскрывают исследователям фантастическую картину гибели троянской цивилизации. Автор вплетает в повествование метафоричный космический взрыв, который якобы погубил прекрасный греческий город -Трою. В частности, 18 глава повествует об этом событии, когда любимец Зевса Ахиллес был облачен богиней Афиной бахромчатой эгидой.

Вокруг головы греческая богиня зажгла огненное облако с ослепительным пламенем.

Далее дымовой смог осажденного города автор сравнивает с дымом, который поднимается с дальнего острова. Огненное зарево головы Ахиллеса такой огромный, что достигает эфира. В древней Греции слово «эфир» (от греч. aether) ассоциировалось с верхними слоями атмосферы. Следовательно, огненный столб был настолько мощный, что окружающие ужаснулись от неминуемой гибели Автор красочно описывает страх возницы, которые увидели огненный огонь над головой Ахиллеса Пелида.

Его разжигала над головой Паллада Афина. Неистовый ужас одолел их от крика Ахиллеса богоравного. Такое скрупулезное описание гибели исторической трагедии наводит на мысль, что ахиллесовый шит, представляет одну из версий предсказаний, которые знаменуют определенное время возможной катастрофы современной цивилизации, именуемой «концом света». Описание автором изготовления щита Гефестом полностью раскрывает в сознании современников образ щита. Для начала бог Гефест сделал большой и прочный щит. По краям разукрасил ярким ободком. С другой стороны прикрепил серебряный ремень. Неудивительно, что щит тяжелый, так как сделан из пяти слоев. Задумка бога была умело воплощена в предмете.

Середина щита украшена символом земли, водных просторов и небесной красоты, где гармонично сочетаются небесные светила: светящее солнце, месяц в серебре. Не забыл Гефест о небесных созвездиях. Здесь величаво размещены Плеяды, Гияды, и неведомые пути Ориона, и великая Медведица, которую называют Повозкой. Историки сравнивают это подробное описание со Звездным диском из Миттельберга. Но об этом позже. А сейчас, давайте вспомним, что говорят легенды Древней Греции о происхождении Ахиллеса. Всем известно, со школьной программы истории, что мать бога Ахиллеса, Фетида, хотела, чтобы сын жил вечно. Для этого пришлось окунуть младенца в священную реку Стикс. Но так, как одна нога Ахиллеса не была погружена в воду, то пятка осталась уязвимой. В языкознании даже есть по этому поводу фразеологический оборот «ахиллесова пята», которое означает слабое место.

Слово» пятина» в древнерусском языке обозначает основу столпа. В это значение вкладывают понятие космического взрыва. Для обозначения символов «кометы-возмездие» в мировой литературе использовались цифра пять и рука. Но вернемся к нашей легенде о божественном существе.Погибель Ахиллеса повергла в горевание жителей Ахеи. После смерти тело сожгли, а прах был помещен в золотую урну, которую умело смастерил тот самый Гефест. Поместили урну в курган возле мыса Сигей, с видом на Эгейское море. Историки нашли подтверждение этой легенды. Археологические раскопки показали, что вследствие Критской космической трагедии 1528 года до н.э районы Ахейи опустели. Ученые смогли вычленить информацию из исторических повествований. В мифологическом словаре есть информация о том, что жертвенные места и храмы бога Ахиллеса присутствовали в городах Причерноморья, Византии, Ольвии. Здесь, возможно, упоминается о страшных разрушениях после критской трагедии «пятинах», которую греки условно называли термином Ахиллесова пята. В этом контексте следует упомянуть об убийце Ахиллеса Парисе.

Парис Убивает Ахиллеса в пятку.

Матери бога Париса, Гекубе, приснился сон, повествующий о том, что она носит в себе на ребенка, а огненный факел, который впоследствии спалит Трою. Последствие предсказания сбылось. Можно только восхищаться как автор «Иллиады» с помощью красивых метафорических образов рассказал о трагедии Трои. В подтверждение происходящего об этом повествуется в «Махабхарате». Дополнительными источниками для изучения трагедии служат исторические летописи времен фараона Египта Тутмоса и русские хроники.

Существующая традиция древней литературы в описании подвигов богов и связанная с этими описаниями понятие «комета - возмездие» в христианстве в комплексе создали мифологическую интерпретацию с определенными нормами повествования. Поэтому древние летописцы смогли доступно и точно передать историческую правду без домыслов. Для современников важны не столько информация об космическом взрыве, как сведения о Ноевом потопе. Наверное, это навеяно христианским мировоззрением о конце света. Проанализировав древние источники можно с уверенностью утверждать, что восстановить еще одну историческую трагедию возможно, сделав «параллельные» понимания о космических пятинах в разных религиях. По утверждению Бриллюэна, всякая аргументированная гипотеза может положить начало новым исследованиям и непредвиденным открытиям.

Пока для подтверждения и убедительности гипотезы возьмем знаменитый израильский город Иерусалим. Наш выбор не случаен. Уникальность города не только в историческом зарождении трех религиозных течений, о чем свидетельствуют исторические памятки. По преданиям, здесь произошла мощная вспышка в череде взрывов Критской трагедии. Поэтому этот факт нашел подтверждение в религиозных источниках всех проповедующих религий.

Одно из преданий повествует об архангеле, который божественно явился на горе Мориа. Свой огромный меч он вознес над Иерусалимом. В результате на город обрушился космический взрыв. Место скалы, где стояло божество выглядит почерневшим, оплавленным куском горной породы. Этот исторический факт сохранился до наших дней. В знак поклонения богам сын Соломона на этом месте соорудил жертвенник. Позже был воздвигнут известный Иерусалииский храм. История не пощадила величественное строение. Но развалины до сих пор радуют археологов новыми находками. Примечательным остается тот факт, что на иллюстрации к легенде меч божественного архангела изображен в виде кометы.

Иерусалимский храм Соломона.

Мусульманская легенда о мечете халифа Омара по удивительному стечению обстоятельств почему-то связана с вершиной горы Мориа. Зодчие, которые строили храм, обыграли световые эффекты солнечных лучей, преобразив их разноцветные блики. Они легко проходили внутрь храма через разноцветные стеклышки окон. Своеобразная цветовая радуга напоминала Радугу Завета. В мусульманской легенде повествуется о том, что именно на вершине горы произошло чудо вознесения.

Это великое событие ознаменовало начало происхождения мусульманства. Всевышний вручил будущему пророку Мухаммеду знания, которые описаны в священном Коране. На вершине горы пророк проповедовал свои знания и начал свой праведный путь. Для современников это символическое место стало знаменательным. Поэтому из года в год растет число паломников и туристов, желающих посетить вершину горы Мориа. Религиозные верования считают его центром всего мира.

Недалеко от горы Мориа расположена долина Гинном. Христианское вероучение гласит, что здесь погибло много жителей Иерусалима, которые спасались бегством от взрыва. К сожалению, их повергла пучина «геенны огненной». Никого не пощадила эта мощная сила огня.

Еще одно место преисподней космического взрыва легенды указывают город Куту или современный Телль-Ибрагим. На пустынном месте после трагедии со временем вырос прекрасный город. Но до сих пор масштабы трагедии настолько велики, что мусульмане называют преисподнюю «куту». В переводе вершина горы Мегидо означает армагеддон. Произошло слово от страшной трагедии, которое также пострадало от взрыва. В христианстве слово ассоциируют с понятиями «второе пришествие» и «страшный суд».

В заключение следует упомянуть об известных часах в Орлой. По легенде, они отсчитывают время конца света. В повествовании мы снова встречаемся с образом ангельского божества с огненным мечом в виде кометы. Совпадение? Не думаю. Во всяком случае, напоминаю о теории исторического развития. История повторяется по спирали. Поэтому возможно земную цивилизацию ожидает очередной космический взрыв, или как гласит библейское учения - второе пришествие со страшным судом.

Щит имел центр с небольшим возвышением, что символизировало земную твердь, имевшую, по мнению древних, форму щита со срединной горой, «пупом земли». На щите Гефест изобразил землю, небо, звёзды, а также многочисленные эпизоды городской и сельской жизни.

На круглом щите, как на круге земном, разворачивается вся полнота человеческой жизни: брак и война, пахота и жатва, сбор винограда и пастбище. Этот ряд завершает картинка хоровода, где искусно пляшут прекрасные юноши и девы. Каждая из картин представляет собою анимацию: изображенные на щите фигурки приходят в движение, перед созерцателем (слушателем или читателем) разыгрываются целые истории. Звуки музыки, рев зверей и голоса людей слышатся столь отчетливо, что становится известно, о чем говорят персонажи, известны и переживания, наполняющие их сердца. Внешний обод щита Гефест окружил изображением «ужасной силы реки Океана» соответственно тому, как, согласно космологии гомеровского времени, Океан объемлет Землю. То обстоятельство, что одна из картин представляет поле сражения, где «рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними», а другая изображает кровопролитную схватку пастухов с львами, не препятствует Гомеру при описании щита многократно использовать лексемы «радость», «веселье», «чудо», «прекрасный» и их производные. Наибольшей частотностью в этом фрагменте обладают слова с семантикой света, блеска, сияния.

В равномерном и сильном свете перед нами предстает вещь, подобная зеркалу, отражающему весь природный и человеческий мир. Гомер объединяет стихии и предметы, растения и животных, людей и демонов, жизнь и смерть в стройном нескончаемом хороводе. Образ жизненного круга становится доминантой этого фрагмента: мало того, что сам щит круглый, но еще и на каждой из картин фигурки либо собраны в круг, либо пляшут в хороводе, либо совершают возвратные круговые движения. Концептуально щит, представляющий всю полноту мира, подобен целому гомеровского эпоса, который считается «энциклопедией эллинской жизни», поскольку поэмы дают достаточно материала для реконструкции верований, представлений о природе, обрядов, праздников, обычаев, способов хозяйствования и ведения войны, – словом, всего уклада жизни и строя мысли древних греков архаического периода.

Несмотря на то, что Гомер приводит в движение и озвучивает изображения, покрывающие поверхность щита, они все-таки в самой живости своей пребывают неизменными, они вечны, как долговечны благородные металлы, из которых сделан щит. Форма Ахиллесова щита напоминает и о вечном возвращении, о неподвижном времени мифа, в котором развертывается действие поэмы.

Конечно, дивный щит сработан богом, но эллины верили, что все искусства и ремесла – божественный дар, и тогда на всех вещах, независимо от того, сделаны они божескими или человеческими руками, лежит отсвет небесного огня. Гомер убедительно демонстрирует способность вещи если и не вместить в себя мир, то нести след его, свидетельствовать о полноте, стройности и совершенстве космоса. Вещь излучает сияние смысла, он раскрыт в ней, предъявлен. Акт создания вещи осознается как усилие противостояния тьме. Созерцание вещи радует сердце и возвышает ум. То, каким образом Гомер строит высказывание о вещи, принципиально для понимания его художественного мира, равно как и строя души его современников.

«Что ты, Фетида, покровом закрытая, в дом наш приходишь,
425Милая нам и почтенная? редко ты нас посещаешь.
Молви, чего ты желаешь? исполнить же сердце велит мне,
Если исполнить могу я и если оно исполнимо».

И Гефесту Фетида, залившись слезами, вещала<…>

Рассказывает историю Ахиллеса.
<…>Ей немедля ответствовал Амфигией знаменитый:
«Будь спокойна и более сердцем о том не крушися.
О! да могу Ахиллеса от смерти ужасной далеко
465Столь же легко я укрыть, когда рок его мощный постигнет,
Сколь мне легко для него изготовить доспехи, которым
Каждый от смертных бесчисленных будет дивиться, узревший!»

Так произнесши, оставил ее и к мехам приступил он.
Все на огонь обратил их и действовать дал повеленье.
470Разом в отверстья горнильные двадцать мехов задыхали,
Разным из дул их дыша раздувающим пламень дыханьем,
Или порывным, служа поспешавшему, или спокойным,
Смотря на волю творца и на нужду творимого дела.
Сам он в огонь распыхавшийся медь некрушимую ввергнул,
475Олово бросил, сребро, драгоценное злато; и после
Тяжкую на?ковальню насадил на столп, а в десницу
Молот огромнейший взял, и клещи захватил он другою.

И вначале работал он щит и огромный и крепкий,
Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод
480Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.
Щит из пяти составил листов и на круге обширном
Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.
Там представил он землю, представил и небо, и море,
Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,
485Все прекрасные звезды, какими венчается небо:
Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;
Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона
И единый чуждается мыться в волнах Океана.

490Там же два града представил он ясноречивых народов:
В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.
Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,
Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.
Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются
495Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены
Смотрят на них и дивуются, стоя на кры?льцах воротных.
Далее много народа толпится на торжище; шумный
Спор там поднялся; спорили два человека о пене,
Мзде за убийство; и клялся един, объявляя народу,
500Будто он всё заплатил; а другой отрекался в приеме.

Оба решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить
Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый:
Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские
Молча на тесаных камнях сидят средь священного круга;
505Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;
С ними встают, и один за другим свой суд произносят.
В круге пред ними лежат два таланта чистого злата,
Мзда для того, кто из них справедливее право докажет.

Город другой облежали две сильные рати народов.
510Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили:
Или разрушить, иль граждане с ними должны разделиться
Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает.
Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде.
Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных,
515Юных сынов и мужей, которых постигнула старость,
Сами выходят; вождями их и?дут Арей и Паллада,
Оба златые, одетые оба златою одеждой;
Вид их прекрасен, в доспехах величествен, сущие боги!
Всем отличны они; человеки далёко их ниже.
520К месту пришедшие, где им казалась удобной засада,
К брегу речному, где был водопой табунов разнородных,
Там заседают они, прикрываясь блестящею медью.
Два соглядатая их, отделясь, впереди заседают.
Смотрят кругом, не узрят ли овец и волов подходящих.
525Скоро стада показалися; два пастуха за стадами,
Тешась цевницею звонкой, идут, не предвидя коварства.
Быстро, увидевши их, нападают засевшие мужи;
Грабят и гонят рогатых волов и овец среброрунных:
Целое стадо угнали и пастырей стада убили.
530В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде,
Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней
Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
535Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит,
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою.
В битве, как люди живые, они нападают и бьются,
540И один пред другим увлекают кровавые трупы.

Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню.
Рыхлый, три раза распаханный пар; на нем землепашцы
Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь;
И всегда, как обратно к концу приближаются нивы,
545Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце,
Муж подает; и они, по своим полосам обращаясь,
Вновь поспешают дойти до конца глубобраздного пара.

Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих,
Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил.

550Далее выделал поле с высокими нивами; жатву
Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.
Здесь полосой беспрерывною падают горстни густые;
Там перевязчики их в снопы перевязлами вяжут.
Три перевязчика ходят за жнущими; сзади их дети,
555Горстая быстро колосья, одни за другими в охапах
Вяжущим их подают. Властелин между ними, безмолвно,

С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится.
Вестники одаль, под тению дуба, трапе?зу готовят;
В жертву заклавши вола, вкруг него суетятся; а жены
560Белую сеют муку для сладостной вечери жнущим.

Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный,
Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись;
И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах.
Около саду и ров темно-синий и белую стену
565Вывел из олова; к саду одна пролегала тропина,
Коей носильщики ходят, когда виноград собирают.
Там и девицы и юноши, с детской веселостью сердца,
Сладостный плод носили в прекрасных плетеных корзинах.
В круге их отрок прекрасный по звонкорокочущей лире
570Сладко бряцал, припевая прекрасно под льня?ные струны
Голосом тонким; они же вокруг его пляшучи стройно,
С пеньем, и с криком, и с топотом ног хороводом несутся.

Там же и стадо представил волов, воздымающих роги:
Их он из злата одних, а других из олова сделал.
575С ревом волы из оград вырываяся, мчатся на паству,
К шумной реке, к камышу густому по влажному брегу.
Следом за стадом и пастыри и?дут, четыре, златые,
И за ними следуют девять псов быстроногих.
Два густогривые льва на передних волов нападают,
580Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он,
Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся;
Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу,
Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся
Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая.
585Псы их не слушают; львов трепеща, не берут их зубами:
Близко подступят, залают на них и назад убегают.

590Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный,
Оному равный, как древле в широкоустроенном Кноссе
Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой.
Юноши тут и цветущие девы, желанные многим,
Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.
595Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы

Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют;
Тех - венки из цветов прелестные всех украшают;
Сих - золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых.
Пляшут они, и ногами искусными то закружатся,
600Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной,
Если скудельник его испытует, легко ли кружится;
То разовьются и пляшут рядами, одни за другими.
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно

604-605Им восхищается; два среди круга их головоходы
Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине.

Там и ужасную силу представил реки Океана,
Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный.

Так изукрашенно выделав щит и огромный и крепкий,
610Сделал Гефест и броню, светлее, чем огненный пламень;
Сделал и тяжкий шелом, Пелейона главе соразмерный,
Пышный, кругом изукрашенный, гребнем златым повершенный;
После из олова гибкого сделал ему и поножи.
И когда все доспехи сковал олимпийский художник,
615Взяв; пред Пелидовой матерью их положил он на землю.
И, как ястреб, она с осребренного снегом Олимпа
Бросилась, мча от Гефеста блестящие сыну доспехи.

– Здравствуйте! Мы продолжаем наш лекционный курс, посвященный взаимосвязи изобразительного искусства и искусства словесного, и сегодняшняя лекция будет посвящена одному из ведущих античных эстетических принципов, который можно обозначить как «живая симметрия». Вообще есть разные попытки сформулировать этот принцип, но задача наша в данный момент состоит не в том, чтобы устраивать некий терминологический диспут, а в том, чтобы через тот материал, который мы будем сегодня рассматривать, мы сами, как бы естественно, изнутри рассматриваемого материала подошли даже не столько к формулировке, сколько к пониманию принципа, о котором сегодня будет идти речь. Поэтому такое название, условное достаточно, – «живая симметрия» – для начала нас вполне устраивает.

Забегая вперед, скажу, что эта лекция как бы предваряет еще и последующую лекцию, которая запланирована нами как продолжение этой темы. Тогда мы будем рассматривать уже собственно произведения средневекового европейского искусства, а сегодня мы в основном будем говорить об античности, и в первую очередь об античности греческой. Но, конечно, материал, о котором мы сегодня будем говорить, и принцип, по которому мы будем его рассматривать, дает нам возможность для самых широких и далеко идущих обобщений. Т.е. мы за пределы греческой античности будем периодически выходить.

Еще одно небольшое предуведомление. Обычно наши лекции концентрируются на рассмотрении того, как художник или художники интерпретируют некий текст, некое произведение словесного искусства. Т.е. живописец, художник как интерпретатор слова. Сегодняшняя лекция в этом смысле будет отличаться от предыдущих, потому что здесь мы будем говорить о некой общей платформе, которая лежит в основе как произведений словесных, так и произведений изобразительных. В этом смысле сегодняшняя лекция будет в чем-то продолжать наш курс, а в чем-то и отличаться и быть вполне самостоятельной.

Начнем с Гомера

Итак, начнем с самого начала, с самого основания, с того, с чего начинается, по сути дела, античная культура. А любой школьник вам скажет, что античная культура начинается с Гомера, и будет по-своему прав. Можно, конечно, спорить о корнях, истоках и исторических границах, о том моменте, когда мы, собственно, античность начинаем называть античностью, какие были предшествующие периоды и как относиться к критской, минойской культуре, античная это культура или не античная. Я сейчас не хотел бы погружаться во все эти споры касательно периодизации, а предлагаю придерживаться такого простого, устоявшегося, сложившегося как бы представления о том, что то, что мы называем античной культурой, начинается с Гомера.

И вот поэтому мы с Гомера тоже и начнем. И посмотрим на один отрывок из «Илиады». Это очень известный отрывок – это описание того, как бог Гефест по просьбе богини Фетиды делает доспехи, и в первую очередь огромный, сверкающий, прекрасный, богато украшенный щит, для ее сына Ахиллеса. Вы помните этот сюжет. Доспехи нужны не простые, как у всех смертных, а особенные, прекрасные, неуязвимые, во всех отношениях божественные. Вот Фетида обращается к Гефесту с этой просьбой, и Гефест принимается за дело. Сначала он делает щит, а потом и остальной доспех, и щиту Ахиллеса Гомер уделяет очень большое внимание. Сейчас мы этот текст из «Илиады» прочитаем, а потом его обдумаем и прокомментируем.

Описание щита Ахилла у Гомера

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 478 – 480>

И вначале работал он щит и огромный и крепкий, Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 483 – 489>

Там представил он землю, представил и небо, и море,

Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,

Все прекрасные звезды, какими венчается небо:

Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;

Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона

И единый чуждается мыться в волнах Океана.

От мира небесного Гомер переходит к миру земному.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 490 – 496>

Там же два града представил он ясноречивых народов:

В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.

Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,

Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.

Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются

Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены

Смотрят на них и дивуются, стоя на кры́льцах воротных.

Дальше Гомер рассказывает, что в том же городе на площади идет шумный спор: два человека спорят о штрафе, о пене в привычном нам переводе Гнедича, который мы читаем. Что это за штраф, о котором они спорят? Это штраф за убийство. Один говорит, что заплатил уже штраф, другой говорит, что ничего не получал. Вокруг шум, толпа кричит, выступают свидетели с той и с другой стороны, а мудрые старцы выслушивают эти прения, выслушивают голоса сторон и творят свой суд.

Потом Гомер (и мы вслед за ним) переносится в другой город, потому что нам было вначале сказано, что Гефест сделал два града, два города на щите Ахилла. А там, во втором городе, идет война: «Город другой облежали две сильные рати народов, страшно сверкая оружьем» (Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 509 – 510).

И вот Гомер рассказывает, как отряд осажденных выходит из города на тайную вылазку под руководством богов войны Ареса и Афины, т.е. пара богов, мужское божество и женское божество, предводительствует этим отрядом, который идет на вылазку за провиантом. Они устраивают засаду и нападают из засады на стадо, которое стерегут два беспечных пастуха, – стадо волов и стадо овец, т.е. это два стада, соответственно и пастуха два. Воины нападают, убивают пастухов и гонят эти стада к себе, в осажденный город. Но в лагере осаждающих услышали шум, поднялась тревога, и вот уже всадники мчатся в погоню за отрядом и угнанным стадом.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 530 – 540>

В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде, Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися. Строем становятся, битвою бьются по брегу речному; Колют друг друга, метая стремительно медные копья. Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними: Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит, Или убитого за ногу тело волочит по сече; Риза на персях ее обагровлена кровью людскою. В битве, как люди живые, они нападают и бьются, И один пред другим увлекают кровавые трупы.

После того, как Гомер рассказал нам, какую битву изобразил Гефест на щите Ахилла, он переносится к следующей сцене, и это сцена сельского труда.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 541 – 551>

Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню. Рыхлый, три раза распаханный пар; на нем землепашцы Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь; И всегда, как обратно к концу приближаются нивы, Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце, Муж подает; и они, по своим полосам обращаясь, Вновь поспешают дойти до конца глубобраздного пара. Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих, Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил. Далее выделал поле с высокими нивами; жатву Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.

И Гомер так же подробно, как он только что описал нам пашню, в деталях описывает вслед за пахотой жатву, и принесение в жертву вола, и женщин, которые просеивают белую муку, готовя ужин для жнецов. А дальше бог Гефест делает на щите Ахиллеса прекрасный виноградник.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 561 – 565>

Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный, Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись; И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах. Около саду и ров темно-синий и белую стену Вывел из олова...

И заканчивается это описание рассказом о прекрасном юноше, который играет на лире и поет, а работники на винограднике танцуют вокруг него в хороводе. Так работа на винограднике в этом описании плавно перетекает уже в праздник урожая, в некую следующую историческую фазу.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 579 – 586>

Два густогривые льва на передних волов нападают, Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он, Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся; Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу, Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая. Псы их не слушают; львов трепеща, не берут их зубами: Близко подступят, залают на них и назад убегают.

А дальше вслед за этой кровавой сценой поедания двумя львами пойманного вола на глазах у пастухов Гомер показывает нам пастбище в прекрасной долине и там бесчисленные стада овец. И в этой мирной долине люди снова танцуют, водят хоровод.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 593 – 610>

Юноши тут и цветущие девы, желанные многим, Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками. Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют; Тех - венки из цветов прелестные всех украшают; Сих - золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых. Пляшут они, и ногами искусными то закружатся, Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной, Если скудельник его испытует, легко ли кружится; То разовьются и пляшут рядами, одни за другими. Купа селян окружает пленительный хор и сердечно Им восхищается; два среди круга их головоходы Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине. Там и ужасную силу представил реки Океана, Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный. Так изукрашенно выделав щит и огромный и крепкий, Сделал Гефест и броню, светлее, чем огненный пламень...

Анализ описания щита Ахилла

Вот это большое, обширное, включающее в себя более ста стихов описание щита Ахилла, которое я частично пересказал для краткости своими словами, а частично прочел, используя прекрасный классический перевод Гнедича. А теперь давайте посмотрим, что же мы видим на самом деле в этом описании? Это одно из самых знаменитых мест. Почему оно сегодня для нас так важно? Собственно, что здесь описано?

Понятно, что Гомер описывает здесь то, что сделал бог Гефест на щите. Это буквально по сюжету. Но если посмотреть на это шире, то ответ на вопрос будет, очевидно, такой: Гефест изобразил на этом щите весь мир, т.е., собственно, все то, что знали и видели люди вокруг себя. Он изобразил весь мир, а можно сказать по-другому: он изобразил всю жизнь.

Действительно, мы видим, что этот текст легко распадается на некое количество отрывков, каждый из которых посвящен какой-то своей теме. Это описание того, как устроена земля в целом, река Океан, которая по кругу оббегает землю, звезды на небе над землею. Мы видим, что здесь есть и небесный мир, и мир земной.

На земле мы видим два города, и в одном городе свадьба и в то же время сцена на рынке, спор двух людей, спор из-за убийства. Другой город окружен войсками, причем двумя войсками. И те, кто обороняется в этом городе, осажденные, они не сидят за стенами, они не только защищают стены, но они и действуют противоположным образом: они прерывают свою оборону и сами переходят в некое наступление, выходят на вылазку, оставив на стенах женщин, стариков и молодых отроков. Мужчины идут на вылазку, устраивают засаду, подкарауливают стадо и т.д.

Гомер драматично описывает битву между отрядом осажденных и отрядом осаждающих, в которой возникают аллегорические фигуры Злобы, Смуты, страшной Смерти. Эти фигуры появляются между людей в битве, бросаются то на одного, то на другого.

После этого Гефест изображает виноградный сад, после – стадо волов, на которое нападают львы, а потом мирную долину со стадами овец и хороводы в этой долине. И заканчивается все это описание опять упоминанием реки Океан – того, собственно, с чего началось это описание. Таким образом, огромный круг – а Гефест делает, судя по всему, круглый щит для Ахиллеса – огромный круг замыкается, мы снова получаем тот образ, с которого начиналось это пространное описание, образ реки Океан, которая объемлет собой всю землю. Круг замкнулся.

По какому принципу подобраны эти эпизоды, эти сцены? Понятно, что сюда Гомером включено все, что составляет жизнь человека – будни и праздники, жизнь и смерть, мир и война, городская жизнь и сельская жизнь, труды землепашца и труды скотовода. Если говорить о войне, то нападение и защита, осада крепости и вылазка за ее стены и т.д.

Я думаю, вглядываясь в это описание, мы хорошо улавливаем композиционный принцип, по которому Гомер строит свое описание. Этот принцип можно описать (или определить) как «пары противопоставленных друг другу образов», такие противоположные пары. Т.е. практически любой эпизод, и большой, и малый, почти любая деталь в этом описании щита имеет себе некую пару, некое соответствие. Скажем, если упомянуты девушки, то упомянуты и юноши, если мужчины, то и женщины, если праздник – то и какая-то сцена, противопоставленная празднику, например, суд из-за убийства, и это убийство совершенное, очевидно, противопоставлено свадьбе, которая происходит в том же городе. Т.е., по сути дела, все разбито на такие пары противоположностей.

Мы замечаем, что чаще всего в этом описании, во всех этих описаниях нам встречается число два. И это тоже, наверное, не случайно, потому что вот эта парность в этом описании, конечно, сама подталкивает к тому, чтобы всюду действовали некие пары. Два бога предводительствуют войском, два человека спорят о пени из-за убийства, два пастуха пасут два стада волов и овец, и понятно, что волы и овцы – это два основных вида животноводства. Опять же, если говорить о работе на земле, то у нас тут есть – невзирая на то, что это относится к разным сезонам – и пашня, т.е. земля только начинает обрабатываться, засеиваться, и у нас есть уже жатва, т.е. урожай уже взошел и его жнут. Да, и городов два, естественно, мы это тоже замечаем. Одним словом, вот этот принцип парности и число два пронизывают здесь все.

Поначалу нам кажется, когда мы читаем описание щита Ахилла у Гомера, что это описание построено по принципу такой непрерывно льющейся реки, где все дано как бы через запятую, где одно сменяет другое, и перед нами просто некая попытка вычерпать содержание путем, скажем так, длинного перечисления. Сочинительная связь такая между этими элементами, между этими эпизодами. На самом деле после того, как мы вот сейчас проанализировали прочитанное, мы понимаем, что это никак не простое перечисление, где все элементы возникают перед нами как бы через запятую, а здесь каждый занимает свое определенное место и, в общем, жестко обусловлен. Элементы обуславливают друг друга.

Принцип контрастных пар

Что дает такой принцип парности? Он дает возможность поэту на самом деле в очень небольшом отрывке – всего-навсего сто строк – описать огромную по своему объему тему: описать весь мир и всю людскую жизнь. Нам кажется, что описание щита Ахилла длинное и пространное. На самом деле, если на него посмотреть с другой стороны, оно достаточно сжатое, очень упругое, и в нем как раз за счет вот этой парности, за счет этой системы противопоставленных друг другу парных элементов есть возможность исчерпать достаточно быстро огромное содержание.

Как сказать о бесконечном разнообразии жизни? Можно – бесконечно перечисляя элементы, из которых она состоит. Сцены, эпизоды, персонажи, занятия. А можно – жестко структурировав это разнообразие. Вот «жестко структурировав» – это тот путь, который выбирает античная культура. Мы видим это уже здесь, в самом истоке, у Гомера в «Илиаде», как описание вселенной, описание всего мира и всей людской жизни укладывается на самом деле в короткий отрывок из ста строк, и происходит это потому, что Гомер здесь использует композиционный прием разбиения своего описания на противоположные пары. Этот принцип можно назвать по-разному: принцип «контрастных пар», или «симметричных пар», или «принцип противоположностей», принцип оппозиции. В общем, суть не в термине, который мы будем использовать. Главное, что мы понимаем как бы самый смысл этого принципа. И именно он здесь оказывается ведущим.

Что я еще бы здесь заметил? Это не просто симметричные пары, это именно, как мы уже сказали, контрастные пары, т.е. в каждой паре два элемента не просто сопоставляются, но в чем-то противопоставляются друг другу. Они как сопоставляются, так и отличаются друг от друга. Т.е. это такой принцип, когда выделяются два элемента и между этими элементами, с одной стороны, устанавливается связь и очевидное сходство, а с другой стороны – подчеркивается очевидное различие. Вот это единство одновременного и различия, и сходства – это очень важный момент. Это как раз то, о чем мы будем говорить в сегодняшней лекции дальше и для чего я предлагаю термин «живая симметрия».

Куросы и коры

Если мы теперь от литературного произведения… Точнее, правильнее было бы, конечно, сказать – словесного, потому что, строго говоря, это устное творчество и литературой оно, конечно, не является, это еще как бы некое долитературное творчество, хотя это основа всей античной, а позже и всей европейской литературы. Так вот если мы от произведения словесного искусства сейчас перенесемся, если можно так сказать, к изобразительному искусству, то давайте посмотрим, а не увидим ли мы тут чего-то интересного для себя после прочитанного и проанализированного отрывка из Гомера.

Начнем с греческой архаики, с VI века до Р. Х., со скульптур, которые в достаточном количестве до нас дошли. Все они подобны друг другу, этот тип скульптур называется «курос» – обнаженный юноша, который, как правило, одной ногой шагает слегка вперед, точнее, одна нога выставлена вперед как бы в некотором подобии шага. Плечи развернуты на нас, смотрит курос, юноша, тоже на нас. На лице куросов застыла так называемая «архаическая улыбка», длинные волосы падают на спину, завитые в косички. Руки, как правило, опущены и прижаты к бедрам, напоминая чем-то стойку солдата, когда говорят, что солдат стоит по стойке «смирно». Это было бы совсем похоже на стойку «смирно», если бы не одна нога, выставленная немного вперед. Видимо, таким образом архаические скульпторы изображали шаг. Хотя, конечно, ясно, что эта скульптура не шагает естественным образом, это именно условное изображение шага.

Куросов, эти обнаженные скульптуры юношей, которые датируются все VI веком до Р. Х., археологи находили и находят в самых разных местах Древней Греции – и на островах, и на материке, и на той территории современной Италии, которую греки колонизировали и которая называлась «Великая Греция», и на территории современной Турции в Малой Азии. Средиземноморский турецкий берег тоже был местом обитания греков, он был весь покрыт греческими городами-колониями. И на всей этой обширной территории находят изображения куросов.

Им современные, т.е. тоже относящиеся к VI веку до Р. Х. так называемые «коры», изображения дев, локализованы в районе афинского Акрополя. Кора, которая сейчас перед нами, как раз из замечательного археологического музея афинского Акрополя, там она хранится.

Мы видим здесь тоже характернейшие приметы. Все коры тоже похожи друг на друга, подобны друг другу, хотя, конечно, в нюансах и отличаются. У них всех длинные волосы, заплетенные в косички, иногда этих косичек три с каждой стороны падает на плечи, а иногда четыре, но тем не менее косички есть всегда. Это застывшая, так называемая «архаическая» улыбка на губах. (Архаической она называется в первую очередь потому, что эта улыбка не передает эмоцию. Она как бы существует на лице отдельно, скорее как улыбка на улыбающейся маске. Эта улыбка не говорит ни о каком психологическом состоянии изображенного человека.)

Высоко поднятые брови, статичная поза, длинное платье до земли – это характерные приметы всех кор. Одна рука иногда прижата к бедру, иногда держит складки платья впереди. А другая рука согнута в локте и протянута нам навстречу. Ну, не столько нам, сколько богу скорее всего. Предположительно, кора держала в этой руке какое-то жертвоприношение, например, стоя возле храма и протягивая жертву богу или богине – яблоко или гранат. Ученые спорят о том, что коры держали в руках, потому что вот эти согнутых рук до нас практически не дошло.

Я показываю только одну кору и одного куроса. На самом деле их гораздо больше, но поскольку они все похожи друг на друга, то можно на этом примере говорить об особом определенном типе скульптуры. Что мы видим в этой скульптуре, какой принцип здесь господствует? Очевидно, и особенно это хорошо заметно на примере куроса, что это симметрия. Можно назвать эту симметрию вертикальной. Т.е. можно представить себе некую вертикальную ось, которая эту фигуру пронизывает как бы от макушки до пят. И по отношению к этой вертикальной оси фигура почти симметрична.

Она была бы полностью симметрична, если бы не немного выставленная вперед нога, потому что и глаза, и волосы, и брови, и архаическая улыбка, и руки, опущенные вниз, и плечи, развернутые на нас, и изображение торса – все строго симметрично. Если мы посмотрим на кору, то мы увидим ту же самую картину. Опять мы увидим осевую вертикальную симметрию, и она была бы совершенно полной, если бы не одна рука, которая у коры была выставлена вперед.

Т.е., по сути дела, в архаической скульптуре и на примере куросов, и на примере кор мы видим, что здесь последовательно проводится принцип симметрии. В данном случае – вертикальной осевой симметрии. И мы видим также вторую вещь: что эта симметрия чуть-чуть нарушена. В случае с корой в первую очередь жестом руки, в случае с куросом – шагом ноги.

Фигуры приходят в движение

Мы знаем, что дальше античная скульптура будет развиваться, уходя от этой статики и приходя ко все большей и большей естественности положения человеческого тела. Естественности, когда одно плечо начнет подниматься чуть выше другого, одно бедро начнет оказываться чуть выше другого, когда руки наконец оторвутся от тела и придут в некое движение.

Здесь полезно взглянуть на знаменитую античную скульптуру – так называемого «Мальчика» Крития, мраморную скульптуру, которая тоже хранится в музее афинского Акрополя. Ее иногда относят к так называемой строгой, или ранней классике. Это как раз пример переходного стиля между архаикой и собственно классикой, между архаическими куросами с их прямотой и такой буквальной симметрией и тем, что мы называем классическим искусством уже не VI, а V века до Р. Х., когда скульпторы будут ставить тело обнаженного юноши или мужчины уже совершенно свободно. Мы видим здесь – уже очень хорошо это заметно, – как, чуть-чуть изменяя этой строгой симметрии, Критий сразу дает нам куда более естественное и жизнеподобное изображение, если сравнивать его с недавно еще господствовавшим в искусстве Древней Греции типом куроса.

Посмотрим на еще одно изображение «Мальчика» Крития, на еще одну фотографию. В данном случае это черно-белая фотография, но это нам ничуть не мешает. «Мальчика» Крития здесь еще лучше видно, поскольку здесь есть вид сзади-сбоку. Мы понимаем, что это уже не архаический курос. Мы видим, что все изгибы тела куда более естественны, и вся фигура как бы приходит в движение. И, конечно, это не обязательно доказывать многочисленными примерами, мы хорошо себе представляем, как будет дальше развиваться античная скульптура.

«Лаокоон и его сыновья»

Я пробегу сразу множество стадий поздней архаики, ранней классики, поздней классики – давайте мы перенесемся в эпоху эллинизма и посмотрим на знаменитую скульптурную группу «Лаокоон и его сыновья», которая хранится сейчас в музее Ватикана. Это эпоха эллинизма, между Лаокооном и куросами с корами дистанция во времени больше трехсот лет. Мы видим, что за эти триста лет искусство прошло колоссальный путь. Можно отдельно говорить о правдоподобной передаче кожи, например, суставов, вен, сочленений, сухожилий, мускулатуры. Можно говорить, что появилось и достигло высочайшего развития искусство передачи мимики в скульптуре.

На секундочку вернемся к куросу. Здесь ни о какой мимике говорить не приходится вообще, мы выделяем только как отдельный элемент вот эту у всех одинаковую, условную архаическую улыбку. А здесь, в скульптуре «Лаокоон», скульптор передает эмоции. Лицо жреца Лаокоона изборождено морщинами, и это не просто морщины возраста, это еще и морщины страдания, крик боли, может быть, взывание к богу, взывание о помощи. Змеи жалят Лаокоона и его сыновей, убивают их, и, как мы знаем, убьют. И Лаокоону, и его сыновьям суждена гибель, они гибнут на наших глазах.

Можно долго говорить о колоссальных различиях между этой скульптурной группой и архаической скульптурой VI века до н.э. Но давайте теперь посмотрим на это с другой стороны. Ведь если вдуматься, то это, такое непохожее на куросов и кор, такое динамичное, сложно устроенное скульптурное произведение тоже подчиняется уже знакомому нам правилу симметрии, которая сразу же бросается в глаза, когда мы только издали впервые смотрим на эту скульптурную группу.

Мы видим, что тела образуют некий треугольник. Что фигуры сыновей, безусловно, ниже, Лаокоон над ними возвышается, он в центре, они по бокам. Мы видим, что этот треугольник не такой уж строгий, он не равнобедренный, конечно, но тем не менее он очень хорошо просматривается. Понятно, что фигура Лаокоона центральная, это в каком-то смысле ось этой композиции, если можно так выразиться, а фигуры мальчиков справа и слева. Причем они разного возраста и как бы в разных фазах своей гибели находятся. Так вот, для нас очевидно, что фигуры мальчиков находятся по отношению к центральной фигуре, к этой оси, справа и слева, уравновешивая ее.

Давайте посмотрим повнимательнее на мальчиков. Тот, кто для нас слева, видимо, младший, уже запрокинул голову, он уже фактически умирает на наших глазах; тот, который справа для нас, еще смотрит на отца, он старше, лицо его говорит о том, что он еще жив. Он пытается рукой с ноги сбросить кольцо змеи, которое обвило его за ногу, т.е. он еще борется.

Лаокоон тоже показан в борьбе и в напряжении. Мы видим здесь, что перед нами как бы разные фазы гибели и что правая и левая фигуры мальчиков, с одной стороны, сопоставлены друг другу, образуя симметричную пару, а с другой стороны – противопоставлены друг другу, т.е. это сопоставление по принципу контраста. Откинутый назад левый и наклонившийся вперед правый, младший левый и старший правый, левый на отца не смотрит, правый смотрит, один уже умирает, другой еще борется. Я назвал, конечно, только несколько самых очевидных противоположностей, на самом деле их еще больше, если мы будем внимательно приглядываться: поворот головы, положение ног, положение рук, там буквально за что ни возьмись – все можно противопоставить одно другому.

И тем не менее, несмотря на все эти противоположности, понятно, что эти фигуры симметрично уравновешивают с двух сторон центральную крупную фигуру отца, и треугольник, лежащий в основе этой скульптурной группы, ясно просматривается.

Итак, повторюсь, между куросами и корами, с одной стороны, и скульптурной группой «Лаокоон», относящейся к эллинистической эпохе, с другой – разница огромная. Но также понятно и другое: что вся эта скульптура, и куросы, и коры, и «Лаокоон», принадлежат к некой общей античной культуре, пусть и к разным ее эпохам. Единство античной скульптуры в том, что внутри нее действует некий единый эстетический принцип.

Мы видим, что это, во-первых, некоторое тяготение к созданию симметричных структур. С другой стороны, эта симметрия никогда не бывает строгой. Она все время должна быть нарушена. В создании симметричных пар всегда участвуют пары так или иначе контрастно не просто сопоставленные, но в чем-то и противопоставленные друг другу. А вот степень этого нарушения симметрии варьируется от очень значительной, как здесь, в «Лаокооне», до очень незначительной, как, например, в архаическом куросе.

Тем не менее важно, что симметрия с нарушением, или назовем ее по-другому – живая симметрия, т.е. нестрогая симметрия – это и есть тот принцип, который мы сейчас наблюдаем, разглядывая скульптуру. И если мы вспомним описание Гомера, которое мы зачитывали и обсуждали в начале лекции, описание щита Ахиллеса из «Илиады» Гомера, то мы вспомним, что и там на самом деле наблюдался тот же самый принцип – симметрия со смещением, симметрия с отклонением от нее, симметрия, включающая в себя контрастные, противопоставленные по смыслу или по тому или другому признаку пары.

расскажите кратно о ЩИТЕ АХИЛЛА ИЛИАДА, песнь 18 и получил лучший ответ

Ответ от Nallyce Wonder[гуру]
Пошел назад в свою кузницу Гефест. Взял он меха свои, поставил их к
горнилу и приказал раздуть огонь. Меха дышали на огонь, покорные желанию
Гефеста, то ровно, то порывисто, раздувая в горниле громадное пламя. Гефест
же бросил в горнило медь, олово, серебро и драгоценное золото. Затем
поставил он наковальню и схватил в руку свой громадный молот, клещи. Прежде
всего Гефест выковал щит Ахиллу. Дивными изображениями украсил Гефест щит.
На нем представил он землю, море и небо, а на небе -- солнце, месяц и
звезды. Среди звезд изобразил он Плеяды, Гиады, созвездия Ориона и
Медведицы. На щите изобразил Гефест и два города. В одном городе празднуют
свадьбы. По улицам движутся свадебные шествия и хоры юношей, а женщины
смотрят на них с порогов своих домов. А на площади собралось народное
собрание. В нем два гражданина спорят о вире за убийство. Граждане,
разделясь на две партии, поддерживают спорящих. Вестники успокаивают
граждан. Кругом сидят городские старцы, и каждый, взяв в руку скипетр,
произносит свое решение по спорному делу. В кругу же лежат два таланта
золота в награду тому, кто справедливее рассудит тяжущихся. Другой город
осадили враги. Осажденные же, оставив на защиту города жен, юношей и
старцев, устроили засаду. Ими предводительствуют бог Арес и богиня
Афина-Паллада, величественные и грозные. Два лазутчика поставлены впереди
следить за врагами. Но вот показались стада, захваченные врагами. Граждане,
укрывшиеся в засаде, отбивают коров и овец. Шум услыхали в стане враги и
поспешили на помощь. Началась кровопролитная битва, а в битве меж воинами
рыщут богини злобы и смуты и грозный бог смерти. Изобразил Гефест на щите и
пашню. Пахари идут за плугами. Когда они достигают границы поля, им подают
слуги кубки с вином. Изобразил бог и уборку хлеба. Одни жнецы жнут хлеб,
другие его вяжут, а дети собирают колосья. Владелец поля с радостью смотрит,
как убирают богатый урожай. В стороне женщины готовят обед для жнецов. Рядом
же изображен был сбор винограда. Юноши и девы несут в корзинах виноград.
Прекрасный юноша играет на лире, а вокруг него движется веселый хоровод.
Изобразил и стадо волов Гефест. На стадо напали два льва. Пастухи стараются
отогнать львов, но собаки боятся напасть на них и только лают. Рядом же были
изображены пасущиеся в долине среброрунные овцы, стойла, хлевы и шалаши
пастухов. Наконец, Гефест изобразил хоровод юношей и дев, пляшущих, взявшись
за руки, и поселян, любующихся на пляску. Вокруг же всего щита изобразил
Гефест Океан, обтекающий кругом землю. Сделав щит, Гефест выковал броню
Ахиллу, горящую, как яркое пламя, тяжкий шлем с золотым гребнем и поножи из
гибкого олова.
Источник: Читайте Куна, если Гомера осилить не можете

Ответ от 2 ответа [гуру]

Привет! Вот подборка тем с ответами на Ваш вопрос: расскажите кратно о ЩИТЕ АХИЛЛА ИЛИАДА, песнь 18

Ответ от Ўнна Юнна [гуру]
"Расскажите кратно" - это звучит знатно)))
Самый краткий ответ даёт википедия)
"Щит Ахилла - , выкованный за одну ночь для, сына. Щит имел центр с небольшим возвышением, что символизировало земную твердь, имевшую, по мнению древних, форму щита со срединной горой, «пупом земли» . На щите Гефест изобразил землю, небо, звёзды, а также многочисленные эпизоды городской и сельской жизни. Согласно мифам, такого щита не было ни у кого: ни у воинов и ахейских, ни у божеств, спускавшихся с. По своему щиту мог найти любое место: и землю, правителем которой был его отец, и, где он во главе отряда отстаивал честь."
Если хотите более детального знакомства, то вот вам отрывок из песни с иллюстрацией
ссылка
А вообще Гомер очень хорош) И хотя бы в какой-нибудь адаптации что ли почитать я бы всё же совтетовала.

О щитах в «Илиаде» говорится много и со вкусом. Одно только описание щита Ахилла чего стоит. Но не надо забывать, что Троянская война была где-то в интервале 1250 – 1100 гг. А вот вся эпоха Минойского времени, Крито-микенской культуры, Ахейского периода и Эгейской цивилизации (на самом деле все это одно и то же!) и началось раньше, и закончилось несколько позже этого времени. Поэтому рассказ о самых распространенных по всему миру круглых щитах следует начать с того, что такие круглые щиты в Эгейском районе начали применять приблизительно около 1300 г. до н.э.

Микенский кинжал со сценой охоты. Афинский археологический музей.

Причем цельнометаллические (бронзовые) щиты этого времени известны по находкам в Центральной и Северной Европе, но не в Элладе и в Малой Азии. Но поскольку хорошо сохранившиеся круглые бронзовые щиты там находят, то применение их считается полностью возможным и воинами ахейского мира.

Статуэтка бога или воина из Энкоми, Кипр (около 1200 г. до н.э.). Музей в Никосии.

Некоторые из золотых бляшек, пуговиц и терракотовых украшений из царских могил шахтных в Микенах датированных 1500 г. до н.э. были интерпретированы Генрихом Шлиманом как миниатюрные копии щитов. Подтверждается его мнение находкой большого деревянного объекта (который был собран из многих фрагментов) в могиле №5 в Микенах (около 1500 г. до н.э.), поскольку это почти наверняка часть щита. В центре сохранившейся части находится круглое отверстие, которое служило для крепления рукоятки, которую снаружи прикрывал металлический умбон.

Карта Эгейского мира.

Есть фрагмент фрески со сценой охоты из Пилоса (около 1300 г. до н.э.), где также изображен круглый щит. Круглые щиты, изготовленные из нескольких слоев кожи, описаны также и в «Илиаде». Есть медная статуэтка, «фигура из Энкоми», изображающая воина с копьем и круглым щитом. Круглыми щитами вооружены и воины «народов моря», изображенные на рельефах храма Рамзеса II в Мединет-Абу.

Зато именно в этой части света появился совершенно необычный по форме так называемый «прото-дипилонский» щит, имевший вид огромной выпуклой восьмерки. Эти щиты имели вертикальное деревянное ребро и основание, скорее всего, сплетенное из лозы и обтянутое бычьей шкурой.

Дипилонский щит из кожи. Реконструкция. В начале VIII в. до н.э. в Греции существовало два основных типа щита: овальный, с выемками с обеих сторон – этот тип обычно называют дипилонским, по названию кладбища в Афинах, где нашли много изображений таких щитов, и круглый, с расположенной в центре ручкой. Дипилонский щит почти наверняка напрямую восходит к микенским щитам в форме восьмерки.

Прутья при плетении могли пропускаться через отверстия в этой деревянной раме, хотя это и не более чем гипотеза. В этом случае прочностные характеристики такого щита повышались еще больше, причем он ведь мог быть покрыт и не одной шкурой, а иметь покрышку из нескольких выделанных и соединенных между собой кож. В этом случае прочность такого щита вполне могла соответствовать прочности щитов кафров-зулусов XIX века, которые выделывались из кожи носорога и гиппопотама и выдерживали удар когтистой львиной лапы!

Щит на фреске из дворца в Кноссе (около 1500 – 1350 гг. до н.э.)

Изображений этих щитов предостаточно. Это и фрески из дворца в Кноссе, и минойские вазы и даже фигурки охотников на львов на клинке великолепного бронзового кинжала из археологического музея в Афинах. На этом клинке, кстати говоря, изображены щиты двух типов: «восьмеркообразный» и прямоугольный с полукруглым выступом наверху.

Такой щит мог быть усилен металлическими оковками по краям и даже обтянут металлическим листом сверху. Интересно, что и в «Илиаде» основным материалом для щитов ахейцев и троянцев являются выделанные бычьи шкуры, усиленные металлическими элементами. Есть изображения прямоугольных щитов совершенно явно покрытых шкурой быка шестью наружу и на знаменитых фресках из Акротири с острова Санторин.

Охота на льва, в которой участвуют лучник и копейщик с восьмеркообразным щитом. Печать из Кудонии, XVI в. до н.э.

Фреска из так называемого «западного дома», из Акротири с острова Санторин. На фреске в ее верхней части хорошо видны воины в шлемах из кабаньих клыков с большими, в рост человека прямоугольными щитами, покрытыми разноцветными бычьими шкурами. Такой щит должен был служить воину прекрасной защитой, но и наличие его говорит о многом. Одному воину иметь такой щит смысла не имеет! Только множество воинов с такими щитами, построившихся в фалангу, имеют смысл на поле боя. А это значит, что фаланга была известна уже тогда. Кстати, длинные копья в руках у воинов подтверждают эту гипотезу. Кстати, рисунок сам по себе очень понятен, хотя рисовал его художник, живший от нас в незапамятные времена. Воины защищают город, живущих в нем женщин и пастухов, пригоняющих в город стада. На море мы видим флот и занятых каким-то важным делом ныряльщиков.

Аякс со своим щитом. Современная реконструкция.

Простые щиты с «покрышкой» из волосатой шкуры могли быть значительно усовершенствованы. Например, путем соединения нескольких кож между собой. Именно таким, то есть «семикожным» и еще покрытым бронзовым листом, был щит Аякса Теламонида. Считается, что такой большой щит будет слишком тяжелым. Известно, что средняя плотность бронзы 8300 кг/м3. Таким образом, при размере листа на таком щите от 1,65 м до 1 м, ширине около 70 см и толщине 0,3 мм даст нам вес около 4 кг. Общий вес семи бычьих шкур это 6 кг плюс 4 кг бронзовой пластины, то есть общий вес щита будет около 10 кг. Тяжело, но возможно, к тому же «Илиада» подчеркивает, что этот щит был тяжел и для самого Аякса.

В «Илиаде» описан также щит Ахилла, изготовленный богом Гефестом, причем красоты ради он сделал на нем много изображений. Известный английский ученый Питер Коннолли и итальянский историк Раффаэле Д"Амато постарались реконструировать сцены, изображенные на этом щите. Работа была проделана большая, поскольку всего на щите Ахилла было 78 сцен, так что ее объем можно себе представить!

Для максимальной достоверности изображения и копирования характерной манеры того времени использовались изображения с фресок, а также различные артефакты. Например, охотничьи собаки – фреска из Tиринфа XIII в. до н. э.; ахейская женщина – фреска Tиринфа XIII в. до н. э.; женщины на колеснице – фреска Tиринфа XIII в. до н. э.; жрицы с храмовой фрески из Микен XIII в. до н. э. – ну и так далее.

Реконструкция щита Ахилла.

На основании описания в «Илиаде» щит Гектора вполне можно представить себе как «восьмеркообразный» (тип прото-дипилонский) из нескольких слоев бычьей шкуры.