Живопись Живопись майя, как это видно из фресок, демонстрирует реалистичное восприятие и еще более развитый реалистичный стиль, чем в какой-либо другой цивилизации из числа солнечных царств Америки. Искусство не предназначалось для масс. Несмотря на это, у майя

Живопись человекоотступников Это были, скорее, эскизы, наброски, сделанные сначала легкими штрихами японской туши, а затем раскрашенные. Все они изображали обмороженные конечности «бревен».Если смоченные холодной водой конечности держать на открытом воздухе при

Культура любой страны тесно связана с её историей, поэтому при разговоре об искусстве Индии неизбежен разговор и о её истории.

В истории древней Индии выделяют следующие периоды:
Древняя Индия
Период Хараппской (Индской) цивилизации (III тыс.-XVII в. до н. э.)
Ведийский период (XIII-VI вв. до н. э.)
Ранневедийский период (XIII-X вв. до н. э.)
Поздневедийский период (IX-VI вв. до н. э.)
Буддийский период (V-III вв. до н. э.)
Классическая эпоха (II в. до н. э.-VI в.)
Индия Средних веков
Период господства мусульман (X-XII вв.)
Начало господства англичан (XVIII в.)
Хараппская цивилизация располагалась в долине реки Инд. Наибольший расцвет её пришёлся на III тыс. до н. э.
Ведийская цивилизация послужила основой для индуизма и других культурных аспектов раннего индийского общества.
Наибольшего расцвета империя достигла при правлении буддийского царя Ашоки.
Период правления династии Гуптов (III в.) принято считать «золотым веком» Индии.
После исламского вторжения из Центральной Азии в период с X по XII вв. Северная Индия перешла под контроль Делийского султаната. Позже большая часть субконтинента вошла в состав Империи Великих Моголов. Но несколько туземных королевств (Империя Виджаянагара) продолжали своё существование на юге полуострова, вне зоны досягаемости Моголов. В XVIII в. Империя Моголов пришла в упадок, и вместо неё доминирующее положение в регионе заняла Империя маратхов.
Начиная с XVI в. Португалия, Нидерланды, Франция и Великобритания, заинтересованные в торговле с Индией, захватили власть в раздробленных королевствах полуострова и начали битву за установление колоний на территории Индии. К 1856 г. большая часть Индии оказалась под контролем Британской Ост-Индской компании.
Но это уже тема другой статьи.
А мы вернёмся к искусству Древней Индии.
История скульптуры и живописи в Индии в некотором смысле есть история религиозных систем: индуизма, буддизма, джайнизма. С древнейших времен целью художника и скульптора было раскрытие верующим истин их вероисповедания. Культура Индии сложилась из различных эпох истории, обычаев, традиций и идей, как захватчиков, так и иммигрантов.
Но в Индии искусство никогда не оценивалось на основе его эстетики. Ценным произведением в этой стране считалось то, которое адекватно могло быть материальным символом божества, если его исполнение соответствовало традициям и каноническим предписаниям.

Живопись

Ранней индийской живописью считаются наскальные рисунки первобытного времени. Петроглифы использовали все родовые племена, они рисовались в помещениях.
Петроглифами называют все изображения на камне с времён палеолита до Средневековья, за исключением тех, в которых присутствует хорошо разработанная система знаков. Абсолютно однозначного определения петроглифов не существует. Петроглифами называют как первобытные пещерные наскальные тёсаные рисунки, так и более поздние.
Наиболее ранняя и средневековая живописи в Индии - индуистская, буддистская, джайнская.
История наскальной живописи Индии относится к II тыс. до н. э.: пещерные фрески Багха, Ситтанавасала. Фрески Аджанты и Эллоры занесены в список всемирного наследия ЮНЕСКО и являют собой сокровищницу древнего художественного искусства.

Падмапани Бодхисаттва (Аджанта)
Высеченные в скале пещеры Багх, расположенные в штате Мадхья-Прадеш, славятся своей настенной живописью. Согласно легенде, эти пещеры были основаны буддистским монахом Датакой.

Багх
Ранее считалось, что пещеры Багх датируются VII в. н. э., но настенные надписи в них указывают, что пещеры были созданы в период с IV по VI в. н.э.

Фрески Багха
В X в. с упадком буддизма пещеры были заброшены, но в 1982 г. их отреставрировали. Самые знаменитые фрески Багха выполнены темперой.
Наиболее популярным способом нанесения орнамента в Индии с древних времён до сих пор остаётся ранголи, его очень часто можно встретить на порогах многих индийских домов, особенно, в Южной Индии.
Ранголи (рисунок-молитва) – нанесение орнамента на внешние стены дома и на расчищенную и утрамбованную площадку перед входом в дом. У разных народов Индии типы этих рисунков различны, многие уходят корнями в глубочайшую древность, когда им приписывали магическое значение и наносили на земле возле алтарей и мест жертвоприношений. Можно проследить прямую связь некоторых из них с узорами на печатях и сосудах, найденных при раскопках в долине Инда.
В настоящее время проводятся конкурсы ранголи, этого очень древнего вида искусства.

Во время конкурса

Индийская миниатюра

Миниатюра – изящный вид живописи. Это сложная, кропотливая и деликатная манера письма. Краски для написания миниатюр в Индии делали из натуральных материалов: минералов, растений, драгоценных камней, золота, серебра и т.д.

Восточно-индийская школа миниатюрной живописи XI-XII вв.
Самые ранние экземпляры индийской миниатюры относятся к периоду правления буддистской империи Пала. Миниатюры Пала представляют собой иллюстрации к религиозным буддистским манускриптам. Стиль школы Пала – искусные изящные линии, приглушенные тона, умелое моделирование фигур, использование натуральных красок. Школа Пала уделяет особое внимание символическому использованию цвета в картинах.
Кроме восточной, существовали и другие индийские школы миниатюры: западная, раджпутская, могольская, джайнская, деканская и др.

Образец могольской школы миниатюры

Скульптура

Первые скульптуры в Индии появились во время Индской цивилизации: были обнаружены каменные и бронзовые фигуры. Позднее индуистская, буддистская и джайнская скульптура получила своё дальнейшее развитие. Это были сложные резные орнаменты как храмовые, так и бронзовые. Некоторые огромные храмы (например, в Эллоре) были высечены непосредственно из большой горы.

Пещерный храм в Эллоре создавался примерно с VI по IX вв. нашей эры.
Из 34 пещер Эллоры 12 пещер на юге являются буддийскими, 17 в центре посвящены индуистским богам, 5 пещер к северу – джайнские.

Буддистский Вишвакарман (божественный мастер, творец вселенной по индуистской мифологии) из пещеры в Эллоре
Скульптуры на северо-западе страны были сделаны из стукко, сланцев или глины, что указывает на сочетание индийского стиля с классическим эллинистическим или даже с греко-римским. Почти одновременно с этим развивалась культура скульптур из розового песчаника в Матхуре.
Во времена государства Гуптов (IV-VI вв.) скульптура достигла высоких стандартов исполнения.

Скульптурные изображения на монете
Эти и другие стили по всей Индии в итоге развились в классическое индийское искусство, которое также внесло свой вклад в буддистскую и индусскую скульптуру по всей Юго-Восточной, Центральной и Восточной Азии.

Знаменитая «танцовщица» из Мохенджо-Даро (Харрапская, или Индская, цивилизация)

Архитектура

Индийская архитектура в течение всего времени постоянно развивалась. Ранние архитектурные произведения найдены у Индской цивилизации (2600-1900 годы до н. э.), которая характеризуется великолепной планировкой городов и домов.
Были развиты монументальное строительство, металлургия бронзы, мелкая скульптура. В Мохенджо-Даро были обнаружены общественные туалеты, а также система городской канализации.

В этой цивилизации были развиты ремёсла, в частности, изготовление керамики.

Керамика Индской цивилизации (2500-1900 до н. э.)
Во времена империи Маурьев и государства Гуптов и их преемников было построено несколько буддистских архитектурных комплексов – уже названный пещерный храм в Эллоре и монументальная Большая ступа в Санчи.

Ступа в Санчи
Ступа – буддийское архитектурно-скульптурное культовое сооружение, имеющее полусферические очертания. Представлены в основном в монолитной форме; менее распространены ступы, имеющие внутреннее помещение. Первые ступы появились в Индии ещё в добуддийские времена и изначально выполняли функцию памятников на могилах правителей. Слово «ступа» означает «узел из волос» или «макушка, верхняя часть головы», а также «куча камней и земли». Традиция кремировать тела после смерти привела к тому, что захоронений в обычном понимании не было, было возможным лишь сохранить пепел или несгоревшие останки. В ступы помещалось то, что осталось после кремации. Так постепенно они превратились в реликварии, содержащие в себе останки выдающихся в духовном плане личностей.
Позднее в Южной Индии были возведены храмы Ченнакесава в Белуре и Саманатхапуре, Хойсалесвара в Халебиде, Брахидеешварар в Танджавуре, Храм солнца в Конараке, Храм Ранганатхи в Шрирангаме, буддистская ступа в Бхаттипролу (Bhattiprolu).

Храм Солнца (XIII в.)

Ворота храма Брахадисвара в Танджавуре (IX-XI вв.)
Борободу́р (буддийская ступа и связанный с ней храмовый комплекс традиции буддизма махаяны на острове Ява в Индонезии др. архитектурные сооружения указывают на сильное индийское влияние на архитектуру Юго-Восточной Азии, так как они были построены в стиле почти идентичному традиционному индийскому стилю религиозных сооружений.

Борободур (Индонезия)
Традиционная система Васту-шастра является индийской версией Фэн-шуй. Пока не совсем ясно, какая система старше, но они очень похожи. Васту-шастра также старается гармонизировать поток энергии (жизненная сила), но имеет отличия в устройстве дома, например, не учитывает необходимость правильного расположения предметов в жилище.

Васту-шастра
С появление исламского влияния с запада, индийская архитектура адаптировалась под новые религиозные традиции. Например, известный Тадж-Махал.

Тадж-Маха́л – мавзолей-мечеть в Агре в Индия на берегу реки Джамна. Построен по приказу потомка Тамерлана – падишаха Империи Великих Моголов Шах-Джахана в память о жене Мумтаз-Махал, умершей при родах четырнадцатого ребёнка, в XVII в. Позже здесь был похоронен и сам Шах-Джахан. Объект всемирного наследия ЮНЕСКО.
Стены мавзолея выложены из полированного полупрозрачного мрамора, его привозили за 300 км). Мрамор инкрустирован самоцветами: бирюза, агат, малахит, сердолик и др. Мрамор при ярком дневном свете выглядит белым, на заре розовым, а в лунную ночь – серебристым.

Искусство Древней Индии Культура Индии одна из древнейших культур человечества, непрерывно развивающаяся в течение нескольких тысячелетий. На протяжении этого времени многочисленные народы, населяющие территорию Индии, создали высокохудожественны е произведения литературы и искусства.

Первые известные нам произведения индийского искусства относятся к периоду неолита. Археологические находки, сделанные в долине Инда, открыли древнейшие культуры. Общество этого времени находилось на уровне раннеклассовых отношений. Найденные памятники свидетельствуют о развитии ремесленного производства, наличии письменности, а также и о торговых отношениях с другими странами. Первые известные нам произведения индийского искусства относятся к периоду неолита. Археологические находки, сделанные в долине Инда, открыли древнейшие культуры. Общество этого времени находилось на уровне раннеклассовых отношений. Найденные памятники свидетельствуют о развитии ремесленного производства, наличии письменности, а также и о торговых отношениях с другими странами. Большим мастерством исполнения отличаются предметы бронзового литья, ювелирного и прикладного искусства

Раскопками открыты города со строгой планировкой улиц, которые тянулись параллельно с востока на запад и с севера на юг. Города обносились стенами, здания строились высотой в этажа, из обожженного кирпича, штукатурились глиной и гипсом. Сохранились развалины дворцов, общественных зданий и бассейны для религиозных омовений; система водостоков этих городов была самой совершенной в Древнем мире. Раскопками открыты города со строгой планировкой улиц, которые тянулись параллельно с востока на запад и с севера на юг. Города обносились стенами, здания строились высотой в этажа, из обожженного кирпича, штукатурились глиной и гипсом. Сохранились развалины дворцов, общественных зданий и бассейны для религиозных омовений; система водостоков этих городов была самой совершенной в Древнем мире.

Характерны для древней художественной культуры и статуэтки. Статуэтка жреца, предназначенная, вероятно, для культовых целей, сделана из белого стеатита и выполнена с большой долей условности. Одежда, закрывающая все тело, украшена трилистниками, представлявшими собой, возможно, магические знаки. Лицо с очень крупными губами, условно изображенной короткой бородой, уходящим назад лбом и продолговатыми глазами, выложенными кусочками раковин, по типу напоминает относящиеся к этому же периоду шумерийские скульптуры.

Богатая природа Индии описывается в мифах и легендах с яркой образностью. «Царь гор содрогнулся от порывов ветра... и, покрытый согнувшимися деревьями, пролил дождь цветов. И вершины той горы, сверкавшие драгоценными камнями и золотом и украшавшие великую гору, рассыпались во все стороны. Многочисленные деревья, сломанные тою ветвью, блистали золотыми цветами, будто облака, пронизанные молниями. И те деревья, усеянные золотом, соединяясь при падении с горными породами, казались там как бы окрашенными лучами солнца» «Царь гор содрогнулся от порывов ветра... и, покрытый согнувшимися деревьями, пролил дождь цветов. И вершины той горы, сверкавшие драгоценными камнями и золотом и украшавшие великую гору, рассыпались во все стороны. Многочисленные деревья, сломанные тою ветвью, блистали золотыми цветами, будто облака, пронизанные молниями. И те деревья, усеянные золотом, соединяясь при падении с горными породами, казались там как бы окрашенными лучами солнца» («Махабхарата»). («Махабхарата»).

Появление буддизма повлекло за собой возникновение каменных культовых сооружений, При Ашоке строились многочисленные храмы и монастыри, высекались буддийские моральные предписания и проповеди. В этих культовых сооружениях широко использовались уже сложившиеся традиции архитектуры. В скульптуре, украшавшей храмы, отразились древнейшие легенды, мифы и религиозные представления; буддизм вобрал в себя почти весь пантеон брахманских божеств. Появление буддизма повлекло за собой возникновение каменных культовых сооружений, При Ашоке строились многочисленные храмы и монастыри, высекались буддийские моральные предписания и проповеди. В этих культовых сооружениях широко использовались уже сложившиеся традиции архитектуры. В скульптуре, украшавшей храмы, отразились древнейшие легенды, мифы и религиозные представления; буддизм вобрал в себя почти весь пантеон брахманских божеств. Одним из главных видов буддийских культовых памятников были ступы. Древние ступы представляли собой сложенные из кирпича и камня полусферические сооружения, лишенные внутреннего пространства, по облику восходящие к древнейшим погребальным холмам. Ступа воздвигалась на круглом основании, по верху которого был сделан круговой обход. На вершине ступы ставился кубический «божий дом», илиреликварий из драгоценного металла (золота и др.). Над реликварием возвышался стержень, увенчанный убывающими кверху зонтами символами знатного происхождения Будды. Ступа символизировала нирвану. Назначением ступы являлось хранение священных реликвий. Ступы строились в местах, связанных, по легендам, с деятельностью Будды и буддийских святых. Наиболее ранним и ценным памятником является ступа в Санчи, выстроенная при Ашоке в 3 в. до н.э., но в 1 в. до н.э. расширенная и обнесенная каменной оградой с 4 воротами. Общая высота ступы в Санчи 16,5 м, а до конца стержня 23,6 м, диаметр основания - 32,3 м. Лаконичность и монументальность тяжелых и мощных форм характерны как для этого памятника, так и вообще для культового зодчества периода Маурья. Ступа в Санчи построена из кирпича и снаружи облицована камнем, на который первоначально был нанесен слой обмазки с выгравированными рельефами буддийского содержания. По ночам ступа освещалась светильниками. Одним из главных видов буддийских культовых памятников были ступы. Древние ступы представляли собой сложенные из кирпича и камня полусферические сооружения, лишенные внутреннего пространства, по облику восходящие к древнейшим погребальным холмам. Ступа воздвигалась на круглом основании, по верху которого был сделан круговой обход. На вершине ступы ставился кубический «божий дом», илиреликварий из драгоценного металла (золота и др.). Над реликварием возвышался стержень, увенчанный убывающими кверху зонтами символами знатного происхождения Будды. Ступа символизировала нирвану. Назначением ступы являлось хранение священных реликвий. Ступы строились в местах, связанных, по легендам, с деятельностью Будды и буддийских святых. Наиболее ранним и ценным памятником является ступа в Санчи, выстроенная при Ашоке в 3 в. до н.э., но в 1 в. до н.э. расширенная и обнесенная каменной оградой с 4 воротами. Общая высота ступы в Санчи 16,5 м, а до конца стержня 23,6 м, диаметр основания - 32,3 м. Лаконичность и монументальность тяжелых и мощных форм характерны как для этого памятника, так и вообще для культового зодчества периода Маурья. Ступа в Санчи построена из кирпича и снаружи облицована камнем, на который первоначально был нанесен слой обмазки с выгравированными рельефами буддийского содержания. По ночам ступа освещалась светильниками. Большая ступа в Санчи. 3 в. до н. э.

Каменная ограда вокруг ступы в Санчи была создана по типу древней деревянной, а ее ворота ориентировались по четырем странам света. Каменные ворота в Санчи сплошь покрыты скульптурой, почти нет ни одного места, где камень оставался бы гладким. Эта скульптура напоминает резьбу по дереву и слоновой кости, и не случайно резчиками по камню, дереву и кости в Древней Индии работали одни и те же народные мастера. Ворота представляют собой два массивных столба, несущих три пересекающие их наверху перекладины, расположенные одна над другой. На последней верхней перекладине помещались фигуры гениев- хранителей и буддийские символы, например колесо символ буддийской проповеди. Фигура Будды в этот период еще не изображалась. Каменная ограда вокруг ступы в Санчи была создана по типу древней деревянной, а ее ворота ориентировались по четырем странам света. Каменные ворота в Санчи сплошь покрыты скульптурой, почти нет ни одного места, где камень оставался бы гладким. Эта скульптура напоминает резьбу по дереву и слоновой кости, и не случайно резчиками по камню, дереву и кости в Древней Индии работали одни и те же народные мастера. Ворота представляют собой два массивных столба, несущих три пересекающие их наверху перекладины, расположенные одна над другой. На последней верхней перекладине помещались фигуры гениев- хранителей и буддийские символы, например колесо символ буддийской проповеди. Фигура Будды в этот период еще не изображалась.

Необычайно поэтичны скульптурные фигуры качающихся на ветвях девушек «якшини», духов плодородия, помещенные в боковых частях ворот. От примитивных и условных древних форм искусство в этот период далеко шагнуло вперед. Это проявляется прежде всего в несравненно большем реализме, пластичности и гармонии форм. Весь облик якшини, их грубоватые и большие руки и ноги, украшенные многочисленными массивными браслетами, крепкая, круглая, очень высокая грудь, сильно развитые бедра подчеркивают физическую силу этих как бы напоенных соками природы, упруго качающихся на ветвях девушек. Ветки, за которые хватаются руками молодые богини, сгибаются под тяжестью их тел. Движения фигур красивы и гармоничны. Эти женские образы, наделенные жизненными, народными чертами, постоянно встречаются в мифах Древней Индии и сравниваются с гибким деревом или молодым, буйным побегом, так как они воплощают могучие творческие силы обожествленной природы. Ощущение стихийной силы присуще всем образам природы в скульптуре Маурья. Необычайно поэтичны скульптурные фигуры качающихся на ветвях девушек «якшини», духов плодородия, помещенные в боковых частях ворот. От примитивных и условных древних форм искусство в этот период далеко шагнуло вперед. Это проявляется прежде всего в несравненно большем реализме, пластичности и гармонии форм. Весь облик якшини, их грубоватые и большие руки и ноги, украшенные многочисленными массивными браслетами, крепкая, круглая, очень высокая грудь, сильно развитые бедра подчеркивают физическую силу этих как бы напоенных соками природы, упруго качающихся на ветвях девушек. Ветки, за которые хватаются руками молодые богини, сгибаются под тяжестью их тел. Движения фигур красивы и гармоничны. Эти женские образы, наделенные жизненными, народными чертами, постоянно встречаются в мифах Древней Индии и сравниваются с гибким деревом или молодым, буйным побегом, так как они воплощают могучие творческие силы обожествленной природы. Ощущение стихийной силы присуще всем образам природы в скульптуре Маурья.

Cтамбха Вторым видом монументальных культовых сооружений были стамбха монолитные каменные столбы, обычно завершенные капителью, увенчанной скульптурой. На столбе высекались эдикты и буддийские религиозные и моральные предписания. Вершина столба украшалась лотосовидной капителью, несущей скульптуры символических священных животных. Такие столбы более ранних периодов известны по древним изображениям на печатях. Столбы, возведенные при Ашоке, украшены буддийскими символами и по своему назначению должны выполнять задачу прославления государства и пропаганды идей буддизма. Так, четыре льва, соединенные спинами, на сарнатхском столбе поддерживают буддийское колесо. Сар- натхская капитель сделана из полированного песчаника; все изображения, выполненные на ней, воспроизводят традиционные индийские мотивы. На абаке помещены рельефные фигуры слона, коня, быка и льва, символизирующие страны света. Животные на рельефе переданы живо, их позы динамичны и свободны. Фигуры львов наверху капители более условны и декоративны. Являясь официальным символом мощи и царственного величия, они значительно отличаются от рельефов в Санчи. Вторым видом монументальных культовых сооружений были стамбха монолитные каменные столбы, обычно завершенные капителью, увенчанной скульптурой. На столбе высекались эдикты и буддийские религиозные и моральные предписания. Вершина столба украшалась лотосовидной капителью, несущей скульптуры символических священных животных. Такие столбы более ранних периодов известны по древним изображениям на печатях. Столбы, возведенные при Ашоке, украшены буддийскими символами и по своему назначению должны выполнять задачу прославления государства и пропаганды идей буддизма. Так, четыре льва, соединенные спинами, на сарнатхском столбе поддерживают буддийское колесо. Сар- натхская капитель сделана из полированного песчаника; все изображения, выполненные на ней, воспроизводят традиционные индийские мотивы. На абаке помещены рельефные фигуры слона, коня, быка и льва, символизирующие страны света. Животные на рельефе переданы живо, их позы динамичны и свободны. Фигуры львов наверху капители более условны и декоративны. Являясь официальным символом мощи и царственного величия, они значительно отличаются от рельефов в Санчи. Львиная капитель из Сарнатха. Песчаник. Высота 2,13 м. 3 в. до н. э. Сарнатх. Музей.

Чайтья В период правления Ашоки начинается строительство буддийских пещерных храмов. Буддийские храмы и монастыри высекались прямо в массивах скал и представляли подчас крупные храмовые комплексы. Суровые, величественные помещения храмов, разделенные обычно двумя рядами колонн на три нефа, украшались круглой скульптурой, резьбой по камню и живописью. Внутри храма помещалась ступа, расположенная в глубине чайтьи, против входа. От времени Ашоки сохранилось несколько небольших пещерных храмов. В архитектуре этих храмов, как и в других каменных сооружениях периода Маурья, сказались традиции деревянного зодчества (главным образом в обработке фасадов). На фасаде воспроизведены в камне килевидная арка над входом, выступы балок и даже ажурная решетчатая резьба. В Ломас-Риши над входом, в узком пространстве пояса, расположенного полукругом, помещено рельефное изображение слонов, поклоняющихся ступам. Их грузные фигуры ритмическими и мягкими движениями напоминают рельефы ворот в Санчи, созданные двумя веками позднее. В период правления Ашоки начинается строительство буддийских пещерных храмов. Буддийские храмы и монастыри высекались прямо в массивах скал и представляли подчас крупные храмовые комплексы. Суровые, величественные помещения храмов, разделенные обычно двумя рядами колонн на три нефа, украшались круглой скульптурой, резьбой по камню и живописью. Внутри храма помещалась ступа, расположенная в глубине чайтьи, против входа. От времени Ашоки сохранилось несколько небольших пещерных храмов. В архитектуре этих храмов, как и в других каменных сооружениях периода Маурья, сказались традиции деревянного зодчества (главным образом в обработке фасадов). На фасаде воспроизведены в камне килевидная арка над входом, выступы балок и даже ажурная решетчатая резьба. В Ломас-Риши над входом, в узком пространстве пояса, расположенного полукругом, помещено рельефное изображение слонов, поклоняющихся ступам. Их грузные фигуры ритмическими и мягкими движениями напоминают рельефы ворот в Санчи, созданные двумя веками позднее.

Величественный интерьер чайтьи оформлен двумя рядами колонн. Восьмигранные монолитные колонны с пухлыми гранеными капителями завершены символическими скульптурными группами коленопреклоненных слонов с восседающими на них мужскими и женскими фигурами. Свет, проникающий через килевидное окно, освещает чайтью. Прежде свет рассеивался рядами деревянных орнаментированных решеток, что еще более усиливало атмосферу таинственности. Но и теперь, выступая в полумраке, колонны как бы надвигаются на зрителя. Токовые коридоры настолько узки, что за колоннами почти не остается пространства Стены вестибюля перед входом во внутреннее помещение чайтьи украшены скульптурой. У подножия стен стоят массивные фигуры священных слонов, исполненные в очень высоком рельефе. Пройдя эту часть храма, как бы посвящавшую в историю жизни Будды и подготовлявшую определенное молитвенное настроение, паломники попадали в таинственное, полутемное пространство святилища с блестящими, отполированными, как стекло, стенами и полом, в которых отражались блики света. Чайтья в Карли - одно из лучших архитектурных сооружений Индии этого периода. В ней ярко проявилась самобытность древнего искусства и характерные черты культовой индийской архитектуры. Скульптура пещерных храмов обычно служит гармоничным дополнением архитектурных деталей фасада, капителей и т. п. Ярким образцом декоративной скульптуры пещерных храмов является упомянутое оформление капителей чайтьи, образующее своеобразный фриз над рядом колонн зала. Чайтья в Карли. Внутренний вид. 1 в. до н. э.

Внутренние помещения храмов Аджанты покрыты почти целиком монументальными росписями. В этих росписях мастера, работавшие над ними, выразили с большой силой богатство, сказочность и поэтическую красоту своей художественной фантАзии, сумевшей воплотить живые человеческие чувства и разнообразные явления реальной жизни Индии. Росписи покрывают сплошь и потолок и стены. Сюжетами их являются легенды из жизни Будды, сплетенные с древними индийскими мифологическими сценами. Изображения людей, цветы и птицы, звери и растения написаны с большим мастерством. От грубоватых и могучих образов периода Ашоки искусство эволюционировало к одухотворенности, мягкости и эмоциональности. Образ Будды, данный многократно в своих перевоплощениях, окружен множеством жанровых сцен, имеющих по существу светский характер. Росписи полны самых живых и непосредственных наблюдений и дают богатый материал для изучения жизни Древней Индии. Внутренние помещения храмов Аджанты покрыты почти целиком монументальными росписями. В этих росписях мастера, работавшие над ними, выразили с большой силой богатство, сказочность и поэтическую красоту своей художественной фантАзии, сумевшей воплотить живые человеческие чувства и разнообразные явления реальной жизни Индии. Росписи покрывают сплошь и потолок и стены. Сюжетами их являются легенды из жизни Будды, сплетенные с древними индийскими мифологическими сценами. Изображения людей, цветы и птицы, звери и растения написаны с большим мастерством. От грубоватых и могучих образов периода Ашоки искусство эволюционировало к одухотворенности, мягкости и эмоциональности. Образ Будды, данный многократно в своих перевоплощениях, окружен множеством жанровых сцен, имеющих по существу светский характер. Росписи полны самых живых и непосредственных наблюдений и дают богатый материал для изучения жизни Древней Индии. Фрагмент росписи пещерного храма 17 в Аджанте. Конец 5 в. н. э.

Превосходным примером мастерства живописцев Аджанты может служить знаменитая фигура склонившейся девушки из храма 2, полная грации, изящества и нежной женственности. Превосходным примером мастерства живописцев Аджанты может служить знаменитая фигура склонившейся девушки из храма 2, полная грации, изящества и нежной женственности.

Роспись в храме 17 изображает летящего Индру в сопровождении музыкантов и небесных дев «апсар». Ощущение полета передается клубящимися на темном фоне голубыми, белыми и розоватыми облаками, среди которых парят Индра и его спутники. Ноги, руки и волосы Индры и прекрасных небесных дев украшены драгоценностями. Художник, стремясь к передаче одухотворенности и изысканной грации образов божеств, изобразил их с удлиненными полузакрытыми глазами, очерченными тонкими линиями бровей, с крошечным ртом и мягким, округлым и плавным овалом лица. В тонких изогнутых пальцах Индра и небесные девы держат цветы. По сравнению с несколько условными и идеализированными фигурами богов слуги и музыканты в этой композиции изображены в более реалистической манере, с живыми, грубыми и выразительными лицами. Тела людей написаны теплой коричневой краской, только Индра изображен белокожим. Густая и сочная темнозеленая листва растений и яркие пятна цветов придают мажорную звучность колориту. Значительную декоративную роль в живописи Аджанты играет линия, идущая то чеканно и четко, то мягко, но неизменно придающая телам объемность. Роспись в храме 17 изображает летящего Индру в сопровождении музыкантов и небесных дев «апсар». Ощущение полета передается клубящимися на темном фоне голубыми, белыми и розоватыми облаками, среди которых парят Индра и его спутники. Ноги, руки и волосы Индры и прекрасных небесных дев украшены драгоценностями. Художник, стремясь к передаче одухотворенности и изысканной грации образов божеств, изобразил их с удлиненными полузакрытыми глазами, очерченными тонкими линиями бровей, с крошечным ртом и мягким, округлым и плавным овалом лица. В тонких изогнутых пальцах Индра и небесные девы держат цветы. По сравнению с несколько условными и идеализированными фигурами богов слуги и музыканты в этой композиции изображены в более реалистической манере, с живыми, грубыми и выразительными лицами. Тела людей написаны теплой коричневой краской, только Индра изображен белокожим. Густая и сочная темнозеленая листва растений и яркие пятна цветов придают мажорную звучность колориту. Значительную декоративную роль в живописи Аджанты играет линия, идущая то чеканно и четко, то мягко, но неизменно придающая телам объемность.

Мифологическое, яркое и образное восприятие природы в сочетании с пове-ствовательностью в жанровых сценах (хотя и на религиозные сюжеты) характерны для этих росписей. Жанровость в трактовке религиозных сюжетов свидетельствует о стремлении связать древнюю мифологию с реальной действительностью.

Будды Буддийские сюжеты гандхарских скульптур и скульптурных рельефов, украшавших стены монастырей и храмов, отличаются большим разнообразием и в индийском искусстве занимают особое место. Буддийские сюжеты гандхарских скульптур и скульптурных рельефов, украшавших стены монастырей и храмов, отличаются большим разнообразием и в индийском искусстве занимают особое место. Новым явилось изображение Будды в образе человека, что не встречалось раньше в искусстве Индии. Вместе с тем в образе Будды и других буддийских божеств нашло воплощение представление об идеальной личности, в облике которой гармонически сочетается физическая красота и возвышенное духовное состояние покоя и ясного созерцания. В скульптуре Гандхары органически слились некоторые черты искусства Древней Греции с насыщенными полнокровными образами и традициями древнейшей Индии. Примером может служить рельеф Калькуттского музея, изображающий посещение Индрой Будды в пещере Бодхгайи. Как и в подобной сцене на рельефах Санчи, Индра со свитой подходит к пещере, молитвенно складывая руки; повествовательная жанровая сцена вокруг фигуры Будды тоже носит характер, присущий более ранним скульптурам Индии. Но, в отличие от композиции в Санчи, центральное место в калькуттском рельефе занимает полная спокойствия и величия фигура Будды, сидящего в нише, с головой, окруженной нимбом. Складки его одежды не скрывают тела и напоминают одежды греческих богов. Вокруг ниши изображены различные животные, символизирующие уединенность места отшельничества. Значительность образа Будды подчеркнута неподвижностью позы, строгостью пропорций, отсутствием связи фигуры с окружающим. Новым явилось изображение Будды в образе человека, что не встречалось раньше в искусстве Индии. Вместе с тем в образе Будды и других буддийских божеств нашло воплощение представление об идеальной личности, в облике которой гармонически сочетается физическая красота и возвышенное духовное состояние покоя и ясного созерцания. В скульптуре Гандхары органически слились некоторые черты искусства Древней Греции с насыщенными полнокровными образами и традициями древнейшей Индии. Примером может служить рельеф Калькуттского музея, изображающий посещение Индрой Будды в пещере Бодхгайи. Как и в подобной сцене на рельефах Санчи, Индра со свитой подходит к пещере, молитвенно складывая руки; повествовательная жанровая сцена вокруг фигуры Будды тоже носит характер, присущий более ранним скульптурам Индии. Но, в отличие от композиции в Санчи, центральное место в калькуттском рельефе занимает полная спокойствия и величия фигура Будды, сидящего в нише, с головой, окруженной нимбом. Складки его одежды не скрывают тела и напоминают одежды греческих богов. Вокруг ниши изображены различные животные, символизирующие уединенность места отшельничества. Значительность образа Будды подчеркнута неподвижностью позы, строгостью пропорций, отсутствием связи фигуры с окружающим.

Гений с цветами. Стуковая скульптура из Гадды. 34 вв. н. э. Париж. Музей Гимэ. Гений с цветами. Стуковая скульптура из Гадды. 34 вв. н. э. Париж. Музей Гимэ. В других изображениях гандхарские художники трактовали образ человека- божества еще более свободно и жизненно. Такова, например, статуя Будды из Берлинского музея, сделанная из голубоватого шифера. Фигура Будды закутана в одежду, напоминающую греческий гиматий и спускающуюся широкими складками к его ногам. Лицо Будды с правильными чертами, тонким ртом и прямым носом выражает спокойствие. В его лице и позе нет ничего, что указывало бы на культовый характер статуи.

Стремление к обильной роскоши и утонченности, предвосхищающее будущее феодальное искусство Индии, появляется и в изобразительном искусстве. Официальные религиозные требования и строгие каноны уже наложили на него печать отвлеченной идеализации и условности, особенно в скульптурных изображениях Будды. Такова, например, статуя из музея в Сарнатхе (5 в. н.э.), отличающаяся виртуозностью в обработке камня и застылой идеальной красотой. Будда изображен сидящим с поднятой кверху кистью руки в ритуальном жесте наставления - «мудра». На его лице с опущенными вниз тяжелыми веками тонкая бесстрастная улыбка. Большой ажурный нимб, поддерживаемый с двух сторон духами, обрамляет его голову. На пьедестале изображены последователи Будды, расположенные по сторонам символического колеса закона. Образ Будды утонченный и холодный, в нем нет той живой теплоты, которая в целом характерна для искусства Древней Индии. Сарнатхский Будда сильно отличается от гандхарских изображений большей отвлеченностью и бесстрастностью. Стремление к обильной роскоши и утонченности, предвосхищающее будущее феодальное искусство Индии, появляется и в изобразительном искусстве. Официальные религиозные требования и строгие каноны уже наложили на него печать отвлеченной идеализации и условности, особенно в скульптурных изображениях Будды. Такова, например, статуя из музея в Сарнатхе (5 в. н.э.), отличающаяся виртуозностью в обработке камня и застылой идеальной красотой. Будда изображен сидящим с поднятой кверху кистью руки в ритуальном жесте наставления - «мудра». На его лице с опущенными вниз тяжелыми веками тонкая бесстрастная улыбка. Большой ажурный нимб, поддерживаемый с двух сторон духами, обрамляет его голову. На пьедестале изображены последователи Будды, расположенные по сторонам символического колеса закона. Образ Будды утонченный и холодный, в нем нет той живой теплоты, которая в целом характерна для искусства Древней Индии. Сарнатхский Будда сильно отличается от гандхарских изображений большей отвлеченностью и бесстрастностью. Статуя Будды из Сарнатха. Песчаник. Высота 1,60 м. 5 в. н. э. Сарнатх. Музей.

Статуя Авалокитешвары Среди памятников Кушанского периода особое место принадлежит портретным статуям, в частности скульптурам правителей. Статуи правителей часто помещались вне архитектурных сооружений, как отдельно стоящие памятники. В этих статуях воссозданы характерные черты их облика и точно воспроизведены все детали одежды. Царь изображен в тунике, доходящей до колен и подпоясанной ремнем; сверху туники надета более длинная одежда. На ногах мягкие сапоги с завязками. Иногда отдельным культовым изображениям придавались портретные черты, как это видно в статуе Авалокитешвары Среди памятников Кушанского периода особое место принадлежит портретным статуям, в частности скульптурам правителей. Статуи правителей часто помещались вне архитектурных сооружений, как отдельно стоящие памятники. В этих статуях воссозданы характерные черты их облика и точно воспроизведены все детали одежды. Царь изображен в тунике, доходящей до колен и подпоясанной ремнем; сверху туники надета более длинная одежда. На ногах мягкие сапоги с завязками. Иногда отдельным культовым изображениям придавались портретные черты, как это видно в статуе Авалокитешвары

Статуя «Змеиного царя» Герои древнеиндийского эпоса, так же как и прежде, продолжают занимать в искусстве этого периода значительное место. Но, как правило, они наделяются иными чертами. Их образы более возвышенны; их фигуры отличаются гармонией и ясностью пропорций. Герои древнеиндийского эпоса, так же как и прежде, продолжают занимать в искусстве этого периода значительное место. Но, как правило, они наделяются иными чертами. Их образы более возвышенны; их фигуры отличаются гармонией и ясностью пропорций.

На севере Индии появляется также особый вид кирпичного башнеобразного храма. Примером такого рода построек может служить храм Махабодхи посвященный Будде и представляющий собой своеобразную переработку формы ступы. Храм до перестроек имел вид высокой усеченной пирамиды, разделенной снаружи на девять декоративных ярусов. На вершине находился реликварий «хти», увенчанный шпилем с убывающими кверху символическими зонтами. Основанием башни служила высокая платформа с лестницей. Ярусы храма были украшены нишами, пилястрами и скульптурой, изображавшей буддийские символы. Внутреннее пространство храма почти не развито. Зато снаружи каждый ярус расчленен на ряд декоративных ниш, сохранились сведения и о яркой раскраске отдельных деталей. В целом в архитектуре конца вв. происходит усиление декоративности, наблюдается известная перегруженность наружных стен скульптурным декором и мелкой резьбой. Однако при этом сохраняется еще ясность архитектоники, по большей части утрачиваемая в архитектуре феодальной Индии. На севере Индии появляется также особый вид кирпичного башнеобразного храма. Примером такого рода построек может служить храм Махабодхи посвященный Будде и представляющий собой своеобразную переработку формы ступы. Храм до перестроек имел вид высокой усеченной пирамиды, разделенной снаружи на девять декоративных ярусов. На вершине находился реликварий «хти», увенчанный шпилем с убывающими кверху символическими зонтами. Основанием башни служила высокая платформа с лестницей. Ярусы храма были украшены нишами, пилястрами и скульптурой, изображавшей буддийские символы. Внутреннее пространство храма почти не развито. Зато снаружи каждый ярус расчленен на ряд декоративных ниш, сохранились сведения и о яркой раскраске отдельных деталей. В целом в архитектуре конца вв. происходит усиление декоративности, наблюдается известная перегруженность наружных стен скульптурным декором и мелкой резьбой. Однако при этом сохраняется еще ясность архитектоники, по большей части утрачиваемая в архитектуре феодальной Индии. Храм Махабодхи в Бодхгайе. Около 5 в. н. э. Реставрирован.

За многие века в индийском искусстве возникло, развилось, сменилось или исчезло много ярких и самобытных течений, школ и направлений. Индийское искусство, как и искусство других народов, знало не только пути внутренней преемственности, но и внешние влияния, и даже втор- женин других, инородных художественных культур, однако на всех этих этапах оно остается творчески сильным и своеобразным. Несмотря на известную обусловленность религиозными канонами, индийское искусство несет в себе большое общечеловеческое, гуманистическое содержание.

В сжатом очерке невозможно сколько-нибудь подробно осветить историю индийского искусства. Поэтому здесь будет дан лишь общий краткий обзор наиболее ярких и характерных памятников и важнейших линий развития искусства и архитектуры Индии с древнейших времен до наших дней.

Истоки изобразительного искусства и архитектуры Индии восходят к древнейшим периодам ее истории.

В центральных районах страны открыты относящиеся к эпохам палеолита и неолита росписи с изображением охотничьих сцен и животных. Древнейшие культуры Синда и Белуджистана характеризуются мелкой глиняной пластикой, в которой преобладают грубо вылепленные и раскрашенные женские фигурки, связываемые обычно с культом богини- матери, и крашеной керамикой с орнаментацией черной или красной краской. В орнаменте распространены изображения быков, львов, горных козлов и других животных, а также деревьев в сочетании с геометрическими мотивами.

Первый расцвет городской культуры Индии представлен архитектурными памятниками Хараппы (Панджаб) и Мохенджо-Даро (Синд). Эти памятники свидетельствуют о весьма высоком для того времени развитии градостроительной и архитектурно-технической мысли древнейших индийских строителей и их большом профессиональном мастерстве. При раскопках здесь обнаружены развалины больших поселений городского типа с очень развитой планировкой. В западной части этих городов находились сильно укрепленные цитадели с различными общественными зданиями. Стены цитаделей были усилены выступающими прямоугольными башнями. Особенностью облика этих городов было почти полное отсутствие архитектурных украшений.

Немногочисленные произведения скульптуры, найденные в Мохенджо- Даро, Хараппе и некоторых других центрах цивилизации долины Инда, свидетельствуют о дальнейшем совершенствовании изобразительных приемов и пластической трактовки образа. В стеатитовом бюсте жреца (или царя) и бронзовой статуэтке танцовщицы из Мохенджо-Даро представлены два совершенно различных индивидуализированных образа, трактованных обобщенно, но очень выразительно и жизненно. О большом понимании скульпторами пластики человеческого тела свидетельствуют два торса из Хараппы (красный и серый известняк).

Высоким совершенством исполнения отличаются резные стеатитовые печати с изображениями животных, божеств или ритуальных сцен. Пиктографические надписи на этих печатях до сих пор еще не расшифрованы.

Архитектура и изобразительное искусство последующего, так называемого ведического, периода нам известны лишь по письменным источникам. Подлинные памятники этого времени почти не открыты. В эту эпоху широко развивается строительство из дерева и глины, вырабатываются конструктивно-технические приемы, в дальнейшем легшие в основу каменного зодчества.

От начала расцвета государства Магадхи (середина VI-IV в.до н. э.) сохранились остатки циклопических оборонительных стен и большие платформы, служившие фундаментами зданий. Ранние буддийские тексты упоминают статуи богов.

Более полно можно судить об искусстве империи Маурья (конец IV- начало II в. до н. э.). Царский дворец в ее столице Паталипутре античные источники сравнивали с ахеменид- гскими дворцами в Сузах и Экбатане.

Раскопки вскрыли остатки этого дворца - обширный прямоугольный зал, потолок которого покоился на ста каменных колоннах.

Бурный расцвет архитектуры и скульптуры происходил в правление Ашоки. При нем особый размах приобретает строительство буддийских ^культовых зданий.

Характерными памятниками времен Ашоки были многочисленные каменные монолитные колонны -стам- бха, на которых высекались царские эдикты и буддийские религиозные тексты; их вершины имели лотосообразную капитель и венчались скульптурными изображениями буддийских символов. Так, на одном из наиболее известных столбов из Сарнатха (около 240 г. до н. э.) с поразительным мастерством и выразительностью изображены рельефные фигуры лошади, быка, льва и слона, а вершина этого столба увенчана скульптурным изображением четырех соединенных спинами полуфи- тур львов г.

Наиболее типичным памятником буддийской архитектуры этого времени являются ступы - мемориальные сооружения, предназначенные для хранения буддийских реликвий (традиция приписывает Ашоке возведение 84 тыс. ступ). В своей простейшей форме ступа представляет -собой поставленную на цилиндрический цоколь монолитную полусферу, увенчанную каменным изображением зонта - чаттра (символ знатного происхождения Будды) или шпилем, под которым в небольшой камере ъ особых реликвариях сохранялись священные предметы. Вокруг ступы часто делался круговой обход и все сооружение обносилось оградой.

Классический пример зданий этого типа - Большая ступа в Санчи {III в. до н. э.), имеющая 32,3 м в диаметре у основания и 16,5 м высоты без шпиля. Здание сложено из кирпича и облицовано камнем. Позднее, в I в. до н. э., вокруг него была воздвигнута высокая каменная ограда с четырьмя воротами - торана. Брусья ограды и ворот украшены рельефами и скульптурами на сюжеты буддийских легенд, изображениями мифологических персонажей, людей и животных.

С конца II в. и особенно в I в. до н. э. широко развивается скальное зодчество. К этому времени относится начало сооружения пещерных комплексов в Канхери, Карли, Бхадже, Баге, Аджанте, Эллоре и других местах. Первоначально это были небольшие монашеские обители, постепенно расширявшиеся и с течением веков превратившиеся в пещерные города. В скальном зодчестве складываются важнейшие типы буддийского.культового здания чайтъя и вихара (молитвенные залы и монастыри).

Походы греков в Индию (IV в. до н. э.), образование индо-греческих тосударств, а позднее, на рубеже нашей эры, вторжение сакских племен и создание могущественной Кушанской державы сильно отразились на индийском искусстве. В результате усиления в это время политических, торговых и культурных связей Индии со странами Средиземноморья, Средней Азии и Ираном в Индию проникают новые художественные веяния. Соприкоснувшись с искусством эллинизированных стран Переднего Востока, индийская художественная культура ассимилировала некоторые достижения классического искусства, творчески переработав и переосмыслив их, но сохранив при этом свое своеобразие и самобытность.

Сложный процесс творческой переработки разнообразных внешних художественных влияний в индийском искусстве этого периода особенно ясдо выражен в произведениях трех наиболее важных и значительных художественных школ I-III вв. н. э. - Гандхары, Матхуры и Ама- равати.

Художественная школа Гандхары - древней области северо-западной Индии в среднем течении Инда, в округе современного Пешавара (ныне на территории Пакистана) - возникла, по-видимому, на рубеже нашей эры, достигла своего расцвета во II-III вв. и просуществовала в своих позднейших ответвлениях до VI-VIII вв. Географическое положение на важнейшем сухопутном пути, связывавшем Индию с другими странами, предопределило роль этой издревле высокоразвитой области как проводника и в то же время фильтра различных художественных влияний, шедших в Индию из Средиземноморья, с Переднего Востока, из Средней Азии и Китая. Влияние духовной и художественной культуры Индии на эти страны проникло также через Гандхару. Именно здесь возникло и сложилось то глубоко противоречивое, в какой-то мере эклектическое искусство, которое получило в литературе название «греко-буддийского», «индо-греческого» или просто «гандхарского». По своему содержанию - это буддийское культовое искусство, в пластических образах повествующее о жизни Гаутамы Будды и многих бодисатв. Его индийская первооснова проявилась в композиции, следующей традициям и канонам г выработанпым в буддийском искусстве предшествующих периодов. В художественной же манере, в лепке объемной формы, трактовке лиц, поз* одежды сказалось воздействие классических образцов эллинистической пластики. Постепенно классическая струя трансформируется, приближаясь к чисто индийским формам, но до конца существования этой школы она отчетливо прослеживается в ее произведениях.

Весьма важное место в истории искусства Индии занимает скульптурная школа Матхуры. Ее подъем в кушанское время ознаменовался рядом художественных достижений, легших в основу дальнейшего развития индийского искусства. Иконографический канон изображения Будды в виде человека, созданный в Матхуре, широко распространился в дальнейшем во всем буддийском культовом искусстве.

Скульптура Матхуры времени ее расцвета (II-III вв.) отличается полнокровностью изображения форм человеческого тела.

Скульптура школы Амаравати - третьей из важнейших художественных школ этого периода - обнаруживает еще более тонкое чувство пластической формы. Эта школа представлена многочисленными рельефами, украшавшими ступу в Амаравати. Ее расцвет относится ко II-III вв. Человеческие фигуры по своим пропорциям здесь подчеркнуто стройны, жанровые композиции еще более жизненны.

С периодом существования мощного государства Гупта (IV-VI вв.) связана новая художественная эпоха, заключающая собой многовековое развитие древнего индийского искусства. В искусстве эпохи Гупта оказались сконцентрированными художественные достижения предшествующих периодов и местных художественных школ. «Золотой век индийского искусства», как нередко называют эпоху Гупта, создал произведения, вошедшие в сокровищницу мирового искусства.

Рельефы ворот (торана) Большой ступы в Санчи

Широкое и разнообразное строительство представлено многочисленными зданиями храмов как скальных, так и наземных. Существенно новым в гуптской архитектуре было сложение простейшего типа раннего брахманского храма: он состоял из стоящей на возвышенной платформе квадратной в плане целлы, перекрытой плоскими каменными плитами, вход в которую оформлялся в виде колонного вестибюля тоже с плоским перекрытием. Примером такого здания служит стройный и изящный храм № 7 в Санчи. В дальнейшем вокруг здания целлы появляется крытый обходный коридор или галерея; в V в. возникает уступчатая башнеобразная надстройка над целлой - прообраз будущей монументальной гиикхары средневековых брахманских храмов.

Пещерное зодчество в это время переживает новый подъем. Развивается более сложный тип скальных сооружений - вихара, буддийский монастырь. В плане вихара представляла собой обширный прямоугольный колонный зал со святилищем, где стояло изображение Будды или ступа. По сторонам зала были расположены многочисленные кельи монахов. Наружный вход в такой монастырь приобрел форму колонного портика, богато украшенного скульптурой и живописью.

Одним из наивысших достижений искусства эпохи Гупта были стенные росписи пещерных монастырей. Их созданию предшествовало длительное развитие этого жанра, начиная со времени Маурья, но подлинных памятников ранней живописи до нас почти не дошло. Из памятников настенной живописи наибольшей известностью пользуются сохранившиеся лучше других росписи Аджанты, среди которых выделяется мастерством исполнения живопись пещеры № 17.

Художники Аджанты насытили свои композиции на традиционные сюжеты буддийских преданий обилием жанрово-бытовых подробностей, создав галерею сцен и образов, отразивших многие стороны повседневной жизни того времени. Исполнение фресок Аджанты отличается высоким мастерством, свободой и уверенностью рисунка и композиции, тонким чувством колорита. При всей ограниченно- /сти изобразительных средств рядом канонизированных приемов, незнании художниками светотени и правильной перспективы фрески Аджанты поражают своей жизненностью.

Скульптура этого периода отличается тонкой и изящной моделировкой, сглаженностью форм, спокойной уравновешенностью пропорций, жестов и движений. Черты экспрессивности и грубоватой силы, свойственные памятникам Бхархута, Матхуры и Амаравати, в гупт- ском искусстве уступают место утонченной гармоничности. Эти черты особенно ясны в многочисленных статуях Будды, погруженного в состояние безмятежного созерцания. В гуптское время изображения Будды окончательно приобретают строго канонизированный, застывший облик. В других скульптурах, менее связанных иконографическими канонами, полнее сохраняется живое чувство и богатство пластического языка.

В конце гуптского периода, в V-VI вв., создаются скульптурные композиции на сюжеты из брахманской мифологии. В этих скульптурах вновь начинают проявляться черты большой экспрессивности и динамичности. Это было связано с начавшимся процессом так называемой брахманской реакции и постепенного, все более решительного оттеснения буддизма брахманскими культами (или, вернее, уже культами индуизма).

В начале VI в. империя Гупта пала под ударами вторгшихся из Средней Азии эфталитов, или белых гуннов; многие центры искусства Индии разрушаются, и жизнь в них затухает.

Новый этап в истории индийского искусства относится к раннему средневековью и по своему содержанию связан почти исключительно с индуизмом.

В раннесредневековой архитектуре Индии выделялись два больших направления, отличавшихся своеобразием канонов и форм. Одно из них развилось на севере Индии и в литературе обычно именуется северной, или индоарийской школой. Второе сложилось на территориях к югу от р. Нарбады и известно под именем южной, или дравидийской школы. Эти два основных направления - североиндийское и южноин- дийское - в свою очередь распадались на ряд местных художественных школ.

Тогда как южноиндий- <жая, или дравидийская, архитектурная школа была связана в этот период лишь с областями восточного побережья Индостанского полуострова, южнее р. Кистны (Кришны), северная-индоарийская школа складывалась и развивалась на большей части территории северной Индии, распространившись даже на некоторые области Декана VII-VIII вв. в истории индийского искусства являются переходной эпохой.

В это время художественные традиции, и в частности традиции скальпого зодчества, переживают заключительный этап своего развития и прекращаются. Одновременно идет процесс формирования новых художественных канонов, форм и приемов, связанных с потребностями развивавшегося феодального общества и с его идеологией.

Резко возрастает роль наземного строительства. Появление таких архитектурных произведений, как монолитные ратхи - небольшие храмы в Ма- хабалипураме и знаменитый храм Кайласанатха в Эллоре, говорит о принципиальных изменениях в архитектуре Индии: это наземные здания, лишь выполненные в традиционной технике скального зодчества.

Буддийское скальное зодчество в Аджанте завершается созданием в VII в. нескольких вихар. Наиболее известна вихара № 1, славящаяся своими стенными росписями.

От всемирно известных настенных росписей этой пещеры до нас дошла лишь незначительная часть, и то в сильно разрушенном состоянии. На сохранившихся фрагментах изображены эпизоды из жизни Будды, а также многочисленные жанровые сцены, отличающиеся большой жизненностью.

Росписи вихары № 1, как и других пещерных храмов Аджанты, исполнены в технике фрески по белому алебастровому грунту. Изобразительные приемы и средства, использованные живописцами, создавшими эти росписи, несут на себе печать традиционности и известной каноничности; несмотря на довольно строгую ограниченность изобразительных средств, художники Аджанты сумели воплотить в своих произведениях целый мир больших человеческих чувств, действий и переживаний, создав живописные шедевры подлинно мирового значения.

Мотивы росписи Аджанты широко используются до наших дней в художественном творчестве народов Индии.

Однако традиционные пещерные монастыри, приспособленные для нужд немногочисленной монашеской братии, не удовлетворяли потребностей брахманского культа с его сложной символикой и многолюдными церемониями. Технические же трудности, связанные с обработкой твердого скального грунта, заставляли искать новые архитектурные решения и строительно-технические приемы. Эти поиски привели к сооружению

Эллора - один из знаменитых комплексов пещерных храмов в Индии- расположен к юго-западу от Аджанты. Строительство началось здесь еще в V в., когда были вырублены первые буддийские пещеры. Весь комплекс храмов в Эллоре состоит из трех групп: буддийской, брахманской и джайнской.

Созданный во второй половине VIII в. храм Кайласанатха представляет собой решительный отказ от основных принципов пещерного зодчества. Это здание - наземное сооружение, выполненное традиционными техническими приемами, свойственными скальному зодчеству. Вместо уходящего в глубь скалы подземного зала, строители высекли из монолита скалы структурный наземный храм, тип которого уже сложился в основных чертах к этому времени. Отделив от горы траншеями нужный массив, зодчие вырубили храм начиная с верхних этажей, постепенно углубляясь до цоколя. Все богатое скульптурное убранство выполнялось одновременно с высвобождением частей здания из массива скалы. Такой метод требовал не только детальной разработки проекта здания во всех его частях и их соотношениях, но и чрезвычайно точного воплощения в материале замыслов архитектора.

В декоре зданий храмового комплекса доминирующую роль играет скульптура. Живопись используется лишь во внутренней отделке. Сохранившиеся фрагменты свидетельствуют об усилении в ней черт схематизма и условности. Традиции монументальной живописи, тесно связанные с буддизмом, отмирают. В индуистском зодчестве особо пышное развитие получает скульптура.

Третьим важным в истории индийской средневековой архитектуры памятником является храмовый ансамбль в Махабалипураме, расположенный на восточном побережье к югу от г. Мадраса. Его создание относится к середине VII в. Храмовый комплекс был вырублен из природных выходов прибрежного гранита. Он состоит из десяти высеченных в скалах колонных зал, два из которых остались незаконченными, и семи наземных храмов - ратха, вырубленных из гранитных монолитов. Все ратхи остались незавершенными. Наиболее значительный из них - храм Дхар- мараджа-ратха.

В храмовый ансамбль Маха- балипурама входит замечательный памятник скульптуры - рельеф «Нисхождение Ганга на землю». Он высечен на отвесном скате гранитной скалы и обращен на восток - навстречу восходящему солнцу. Сюжетным центром композиции является глубокая вертикальная расселина, по которой в древности падала вода, подведенная из специального бассейна.

К этому водопаду, наглядно олицетворявшему легенду о нисхождении небесной реки на землю, стремятся изображенные на рельефе боги, люди и животные и, достигнув его, замирают в изумленном созерцании чуда.

При внешней статичности изваяний богов, людей и животных, при большой обобщенности, даже некоторой схематичности в трактовке их фигур, огромный рельеф наполнен жизнью и движением.

Следующим этапом в развитии средневековой архитектуры Индии был окончательный переход к строительству посредством кладки - каменной или кирпичной.

Несколько иными путями шло развитие архитектуры северных областей Индии. Здесь сложился своеобразный тип храмового здания, значительно отличающийся от описанного выше южного типа.

Внутри северной школы возникло несколько местных архитектурных направлений, которые создали ряд своеобразных вариантов решений наружных и внутренних форм храмового здания.

Для архитектуры северной Индии характерно расположение всех частей храмового здания вдоль главной оси, обычно идущей строго с востока на запад; вход в храм располагался с востока. По сравнению с южными, храмы северной Индии имеют более развитую и сложную планировку: кроме обычных зданий святилища и главного зала, к последнему часто пристраиваются еще два павильона - так называемый зал Для танцев и зал приношений. Во внешней композиции храмового здания его членение на части обычно резко подчеркивается. Доминирующим элементом внешнего облика храмового здания становится надстройка над зданием святилища - шикхара с ее динамическим криволинейным контуром; в северной архитектуре она сначала приобрела форму более высокой, чем на юге, башни, квадратной или близкой к квадратной в плане, боковые грани которой стремительно вздымаются вверх по круто очерченной параболе. Устремленной вверх шикхаре противопоставлены остальные части храмового здания; все они значительно ниже, их покры тие имеет обычно вид пологой уступчатой пирамиды.

Скальный храм Кайласанатха. VIII в. н. э.

Пожалуй, наиболее яркое законченное воплощение каноны северного зодчества нашли в произведениях архитектурной школы Ориссы. Эта школа сложилась в IX в. и просуществовала до конца XIII в. Самыми выдающимися памятниками зодчества орисской школы считаются обширный храмовый комплекс в Бхуванешваре, храм Джаганатха в Пури и храм Солнца в Конараке.

Ансамбль шиваитских храмов в Бхуванешваре состоит из очень большого числа зданий: наиболее ранние из них были построены в середине VIII в., наиболее поздние - в конце XIII в. Самым значительным из них. является храм Лингараджа (около 1000 г.), выделяющийся своими монументальными формами.

Здание храма расположено в середине прямоугольной площадки, обнесенной высокой стеной. Оно состоит из четырех частей, расположенных по главной оси с востока на запад: зала приношений, зала для танцев, главного зала и святилища. Наружные архитектурные членения храмового здания подчеркивают самостоятельность каждой из частей.

Храм Солнца в Конараке считается одним из наивысших достижений архитектурной школы Ориссы по смелости замысла и монументальности своих форм. Строительство храма велось в 1240-1280 гг., но нв" было завершено. Весь комплекс представлял собой гигантскую солнечную колесницу - ратха, влекомую семеркой коней. Здания храма были поставлены на высокую платформу, по сторонам которой были изображены двадцать четыре колеса и семь скульптурных фигур лошадей, влекущих колесницу.

Башня храма Лингараджа в Бхуванешваре. Орисса, VIII в.

В иных архитектурных формах созданы храмы в Каджурахо (центральная Индия). Храмовый комплекс в Каджурахо построен между 950 и 1050 гг. и состоит из индуистских и джайнских храмов. Брахманские храмы Каджурахо представляют своеобразное явление в истории индийской архитектуры: планировка и объемно-пространственная композиция храмового здания имеют здесь ряд существенных отличий от описанных выше типов храмовых сооружений.

Храмы в Каджурахо не обнесены высокой оградой, а высоко подняты над землей на массивной платформе. Храмовое здание решалось здесь как единое архитектурное целое, в котором все части слиты в цельный пространственный образ. При сравнительно небольших размерах зданий этой группы они отличаются стройностью своих пропорций.

Скульптура в рассматриваемое время теснейшим образом связана с архитектурой и играет огромную роль в украшениях храмовых зданий. Отдельно стоящая круглая скульптура представлена лишь единичными монументальными памятниками и мелкой бронзовой пластикой. По своему содержанию индийская скульптура VII-XIII вв. является исключительно индуистской и посвящена образному истолкованию религиозных легенд и преданий. Значительные изменения происходят и в трактовке пластических форм по сравнению со скульптурой предшествующих периодов. В средневековой скульптуре Индии с самого начала ее развития появляются и все более распространяются черты повышенной экспрессивности, стремление к воплощению в скульптурном образе многообразных фантастических аспектов, свойственных брахманским божествам. Этих черт не было в скульптуре кушанского периода и эпохи Гупта.

Одним из излюбленных сюжетов индийской скульптуры рассматриваемого времени становятся деяния Шивы и его супруги Кали (или Парвати) в их многочисленных воплощениях.

Новые художественные качества ясно проявляются уже в монументальном рельефе из Махишасура-мандапа (начало VII в., Махабали- пурам), изображающем борьбу Кали с демоном Махишей. Вся сцена наполнена движением: сидящая на скачущем льве Кали пускает стрелу в быкоголового демона, который, припав на левую ногу, пытается уклониться от удара; около него изображены его бегущие и павшие воины, бессильные выдержать яростный натиск богини.

Примером того как в рамках старой художественной формы начинает развиваться новое понимание образа может служить рельеф с острова Элефанты, изображающий Шиву-разрушителя. Восьмирукий Шива изображен в движении, выражение его лица гневно: круто изогнутые брови, яростный взгляд широко открытых глаз, резкий очерк полуоткрытого рта выразительно характеризуют эмоциональное состояние бога. И вместе с тем пластические приемы, которыми выполнен этот рельеф, несомненно еще тесно связаны с традициями классической скульптуры эпохи Гупта: сохранены все та же мягкость лепки форм, несколько обобщенная моделировка лица и фигуры и уравновешенность движения. Гармоническое сочетание всех этих, в значительной мере противоречивых черт позволило скульптору создать образ большой внутренней силы.

Наиболее полное развитие художественные качества индийской средневековой скульптуры получают в храмах X-XIII вв. Особенно выразительные примеры дают храмовые комплексы Бхуванешвара и Каджурахо. Здесь изображались фигуры танцоров, музыкантш, небесных дев, составлявших свиту богов. Эти древние образы индийского искусства получили со временем значительно более выразительную трактовку, в которой очень сильно жанрово реалистическое начало.Южноиндийской бронзовой пластике присущи художественно-стилистические черты, характерные для индийской скульптуры в целом: обобщенность трактовки объемных форм, канонический тройной изгиб человеческой фигуры, сочетание динамики движения с гармонической уравновешенностью композиции, тонкая передача деталей одежды и украшений. Характерным примером могут служить многочисленные фигуры Шивы Натараджи (пляшущего Шивы), изображения Парвати, Кришны и других божеств, статуэтки жертвователей- царей и цариц династии Чола.

В XVII-XVIII вв. южноиндийские бронзы в значительной мере утрачивают свои художественные качества.

Основные характерные черты и традиции средневекового брахманского искусства, рассмотренные на примере перечисленных памятников, получили самостоятельное и оригинальное развитие и художественное истолкование в многочисленных местных художественных школах. Особенно долго эти традиции и каноны жили на крайнем юге Индии, в Виджа- янагаре.

Образование крупных мусульманских государств в северной Индии сопровождалось кардинальными переменами не только в политической и социально-экономической жизни, но и в сфере культуры и искусства. С возникновением Делийского султаната начало развиваться и быстро крепнуть новое большое направление в архитектуре искусстве, условно называемое в литературе «индо-мусульманским» Взаимодействие средневековых художественных школ северной Индии

Ирана и Средней Азии можно проследить значительно раньше. Но теперь процесс взаимопроникновения и взаимопереплетения художественных традиций этих стран стал особенно интенсивным.

Из наиболее ранних памятников зодчества Делийского султаната до нас дошли развалины мечети Кувват ул- ислам в Дели (1193-1300) с ее знаменитым минаретом Кутб-минар и соборная мечеть в Аджмире (1210).

Планировка этих мечетей восходит к традиционной схеме дворовой или колонной мечети. Но общая композиция этих зданий свидетельствует о тесном, на первых порах довольно эклектическом переплетении архитектурных традиций Индии и Средней Азии. Это хорошо видно на примере мечети в Аджмире. Почти квадратное в плане пространство обширного двора мечети обведено с трех сторон колонными портиками с четырьмя рядами колонн, покрытыми многочисленными куполами. Молитвенный зал мечети, образованный шестью рядами колонн, открывается во двор монументальным фасадом, прорезанным семью килевидными арками, средняя из которых доминирует над остальными.Но лишь мастерство индийских зодчих в искусстве каменной кладки дало возможность создать столь стройное по пропорциям здание.

Из более поздних памятников следует отметить мавзолей Гияс уд-дина Туглака (1320-1325) в г. Туглакабаде близ Дели. Он относится к широко распространенному на Среднем Востоке типу центральнокупольных мавзолеев.

Для позднего зодчества Делийского султаната характерна массивность, известная тяжеловесность общего облика зданий, строгость и простота архитектурных деталей.

Эти же черты присущи раннему зодчеству султаната Бахманидов в Декане. Но с начала XV в., с перенесением столицы в Бидар, здесь развертывается оживленное строительство и складывается местный своеобразный стиль. Все отчетливее проявляется тенденция замаскировать массив здания декоративным убранством, в котором главную роль играют

полихромные облицовки и орнаментальная резьба. Наиболее значительными памятниками архитектуры Бахманидов считаются мавзолеи Ахмед-шаха и Ала уд- дина и медрессе Махмуда Гавана в Бидаре (середина XV в.).

Богиня Парвати. Бронза, XVI в.

Выдающимся памятником домогольской архитектуры северной Индии является мавзолей Шер-шаха в Сасараме (середина XVI в., Бихар). Массивный восьмигранник здания мавзолея, перекрытый огромным полусферическим куполом, возвышается на берегу озера на мощном квадратном цоколе, по углам и сторонам которого стоят большие и малые купольные павильоны. Общий облик здания, при всей его массивности, создает впечатление объемности и легкости.

Период с XIII до начала XVI в. в истории архитектуры Индии имеет очень большое значение. В это время идет сложный процесс переосмысления и переработки архитектурных форм и приемов, пришедших из Средней Азии и Ирана, в духе местных индийских художественных традиций. В так называемой индо-мусульманской архитектуре ведущим началом продолжало оставаться пластическое, объемное решение архитектурного образа.

Оживленное строительство в Делийском султанате и других государствах северной Индии в значительной мере создало предпосылки для нового расцвета архитектуры и искусства в XVI-XVIII вв. при Великих Моголах.

В могольской архитектуре отчетливо выделяются два периода: более ранний, связанный с деятельностью Акбара, и более поздний, относящийся преимущественно к правлению Шах-Джехана.

Размах городского строительства при Акбаре был исключительно велик: строились новые города - Фатехпур-Сикри (70-е годы XVI в.), Аллахабад (80-90-е годы) и другие. В результате большого строительства Агра в 60-х годах, по отзывам современников, стала одним из прекрас- , нейших городов мира.

Из большого числа архитектурных памятников этого времени наиболее известными являются мавзолей Хумаюна (1572) в Дели и соборная мечеть в Фатехпур-Сикри.

Мавзолей Хумаюна - первое в могольской архитектуре здание этого типа. В центре парка, разбитого по правилам среднеазиатского паркового искусства, на широком основании возвышается восьмигранное здание мавзолея, сложенное из красного песчаника и отделанное белым мрамором. Главный беломраморный купол окружен рядом открытых купольных павильонов.

Архитектура зданий Фатехпур-Сикри дает примеры слияния элементов среднеазиатско-иранского и индийского зодчества в своеобразный и самостоятельный архитектурный стиль.

Соборная мечеть в Фатехпур-Сикри представляет собой обнесенный стеной прямоугольник, ориентированный по странам света. Стены, глухие снаружи, внутри обведены с северной, восточной и южной стороны колонными портиками. Западную стену занимает здание мечети. У середины северной стены стоят мавзолеи шейха Селима Чишти и Наваб- Ислам-хана, с юга расположен главный вход - так называемый Бу- ланд-дарваза, представляющий собой величественное здание, в котором нашли свое воплощение особенности монументального стиля зодчества эпохи Акбара. Это здание построено в 1602 г. в ознаменование завоевания Гуджарата. Цоколь образуют 150 широких каменных ступеней огромного портала, который венчался ажурной галереей с миниатюрными куполами и несколькими купольными павильонами на верхней площадке.

Колонна из нержавеющего металла. Дели

В более поздний период, относящийся, главным образом, к правлений) Шах-Джехана, строительство монументальных зданий продолжалось. К этому периоду относятся такие памятники, как соборная мечеть в Дели (1644-1658), Жемчужная мечеть (1648-1655) там же, многочисленные дворцовые здания в Дели и Агре и знаменитый мавзолей Тадж- Махал. Но в общем характере архитектуры этого времени намечается отход от монументального стиля времен Акбара и тенденция к измельчению архитектурных форм. Заметно усиливается роль декоративного начала. Преобладающим типом зданий становятся интимные дворцовые павильоны с изысканной, утонченной отделкой.

Проявление этих тенденций видно на примере мавзолея Итимад уд- доуле в Агре (1622-1628). В центре парка стоит беломраморное здание мавзолея. Архитектор построил его в духе дворцовых павильонов, отказавшись от монументальных форм, традиционных для надмогильного сооружения. Легкость и изящество форм здания подчеркивается его изысканной отделкой.

Орнамент минарета Кутб-Минар (около 1200 г., Дели)

В многочисленных постройках Шах-Джехана в Дели поражает прежде всего богатство и разнообразие орнаментальных мотивов.

Венцом могольской архитектуры является мавзолей Тадж-Махал (законченный в 1648 г.) на берегу Джамны в Агре, построенный Шах- Джеханом в память своей жены Мумтаз-и-Махал. Здание вместе с цоколем и куполом сложено из белого мрамора и стоит на массивной платформе из красного песчаника. Его формы отличаются исключительной пропорциональностью, уравновешенностью и мягкостью своих очертаний.

Ансамбль мавзолея дополняется зданиями мечети и павильона для собраний, стоящими по краям платформы. Перед ансамблем расположен обширный парк, центральные аллеи которого идут вдоль длинного узкого бассейна от входного портала прямо к мавзолею.

Во второй половине XVII в., с изменением внутриполитического курса при Аурангзебе развитие зодчества в державе Великих Моголов прекращается.

В Индии в XVI-XVII вв., наряду с могольской, существовал ряд местных архитектурных школ, создавших новые решения традиционных архитектурных тем.. .

В это время в Бидаре и Биджапуре, сравнительно долго сохранявших независимость от Моголов, распространяется своеобразный тип центральнокупольного мавзолея, характерными примерами которого являются мавзолей Али-Барида (XVI в.) в Бидаре и мавзолей Ибрагима II (начало XVII в.) в Биджапуре.

К XV-XVIII вв. относятся многочисленные перестройки джайнских храмовых ансамблей на горе Гирнар, в Шатрунджайе.(Гуджарат), и на горе Абу (Южный Раджастхан). Многие из них были построены еще в X-XI вв., но позднейшие перестройки сильно изменили их облик.

Джайнские храмы обычно располагались в центре обширного прямоугольного двора, обнесенного стеной, по внутреннему 1 периметру которой шел ряд келий. Само храмовое здание состояло из святилища, примыкающего к нему зала и колонного зала. Джайнские храмы отличаются необыкновенным богатством и разнообразием скульптурной и орнаментальной отделки.

Мавзолей Тадж-Махал. Агра

Знаменитые храмы на горе Абу выстроены целиком из белого мрамора. Наиболее известен храм Теджпала (XIII в.), прославившийся внутренним убранством и особенно скульптурной отделкой потолка.

На юге Индии мастера позднего брахманского зодчества в XVII - XVIII вв. создали ряд выдающихся архитектурных комплексов. Именно в южных областях, особенно в Виджаянагаре, полнее всего сохранились художественные традиции охарактеризованной выше южноиндийской, или дравидийской школы, преемственно развивавшиеся здесь с VIII- XI вв. В духе этих традиций созданы такие обширные храмовые комплексы, как храм Джамбукешвара близ Тиручирапалли, храм Сундарешвара в Мадурай, храм в Танджуре и др. Это целые города: в центре находится главный храм, здание которого нередко теряется среди многочисленных вспомогательных зданий и храмов. Несколько концентрических обводов стен разбивает обширную территорию, занимаемую таким ансамблем, на ряд участков. Обычно эти комплексы ориентированы по странам света, главной осью на запад. Над наружными стенами возводятся высокие надвратные башни - гопурам, доминирующие в общем облике ансамбля. Они имеют вид сильно вытянутой вверх усеченной пирамиды, плоскости которой густо покрыты скульптурами, нередко раскрашенными, и орнаментальной резьбой. Другим характерным элементом позднебрахманского зодчества являются обширные бассейны для омовений и стоящие по их сторонам залы со многими сотнями колонн, отражающихся в воде.

В XVIII-XIX вв. в Индии шло довольно широкое гражданское строительство. К этому времени относятся многочисленные замки и дворцы феодальных князей, ряд значительных зданий во многих крупных городах Индии. Но зодчество этого времени ограничивается лишь повторением или поисками новых сочетаний и вариантов уже выработанных раньше* архитектурных форм, трактуемых теперь все более декоративно.

Башня храма в Мадурай

Наряду с. традиционно индийскими, все шире используются различные элементы и формы европейской архитектуры. Эти особенности поздней индийской архитектуры обусловили ее своеобразный причудливый облик, характерный для многих городов Индии, особенно для их новых кварталов.

Во второй половине XIX-начале XX в. строится значительное- число официальных зданий по европейским образцам.

Отмеченное выше затухание традиций монументальной стенной живописи отнюдь не означало полного их прекращения в искусстве народов Индии. Эти традиции, хотя и в сильно измененном виде, нашли свое продолжение в книжной миниатюре.

Наиболее ранние известные, нам образцы средневековой индийской миниатюры представлены произведениями так называемой гуджаратской школы XIII-XV вв. По содержанию они почти целиком являются иллюстрациями джайнских религиозных книг. Первоначально миниатюры писались, как и книги, на пальмовых листьях, а с XIV-XV вв. - на бумаге.

Гуджаратской миниатюре присущ ряд характерных особенностей, прежде всего в манере изображения человеческой фигуры: лицо изображалось в три четверти, а глаза рисовались в фас. Длинный заостренный нос далеко выдавался за контур щеки. Грудная клетка изображалась чрезмерно высокой и округлой. Общие пропорции человеческой фигуры отличались подчеркнутой приземистостью.

При дворе Великих Моголов сложилась и достигла высокого совершенства так называемая могольская школа миниатюры, основы развития которой, согласно сообщениям источников, были заложены представителями гератской школы, художниками Мир Сеид Али Тебризи и Абд ас-Самадом Мешхеди. Своего расцвета могольская миниатюра достигла в первой половине XVII в., в правление Джехангира, который: особо покровительствовал этому искусству.

Выйдя из традиций классической средневековой миниатюры Ирана и Средней Азии, могольская миниатюра в своем развитии ближе всех других школ восточной миниатюры подошла к реалистическим приемам живописи. Немаловажную роль в формировании могольской миниатюры сыграл и царивший при могольском дворе дух большого интереса к отдельной личности и ее переживаниям, интереса к повседневной жизни. Несомненно, именно с этим связано большое количество портретов и жанровых композиций; показательно, что могольская миниатюра сохранила нам наибольшее число имен художников и подписных произведений, что сравнительно редко в других школах. Наряду с выразительными портретами, значительное место занимают изображения дворцовых приемов, празднеств и гуляний, охоты и т. д. В разработке этих традиционных для восточной миниатюры сюжетов могольские художники правильно передают перспективу, хотя и строят ее с повышенной точки зрения. Большого совершенства достигли могольские мастера в изображении животных, птиц и растений. Выдающимся мастером этого жанра был Мансур. Безукоризненно точными линиями рисует он дтиц, тончайшими штрихами и нежными переходами цвета вырисовывая детали их оперения.

Расцвет могольской миниатюры способствовал развитию в конце XVII-XVIII в. ряда местных живописных школ, когда с упадком Могольской державы усиливаются отдельные феодальные княжества.Обычно эти школы называют условно собирательным термином раджпутская миниатюра. Сюда входят школы миниатюры Раджастхана, Бундельк-- ханда и некоторых соседних областей.

Миниатюра могольской школы, конец XV в. Примирение Бабура с султаном Амир-мирзой у Кохлина под Самаркандом

Излюбленные сюжеты раджпутской миниатюры - эпизоды из цикла легенд о Кришне, из индийской эпической и мифологической литературы и поэзии. Ее отличительными чертами являются большая лиричность и созерцательность. Для ее художественной манеры характерен подчеркнутый контур, условная плоскостная трактовка как человеческой фигуры, так и окружающего ландшафта. Цвет в раджпутской миниатюре всегда локален.

В середине XVIII в. художественные качества раджпутской миниатюры снижаются, постепенно она сближается с народным лубком.

Колониальный период в истории искусства Индии был временем застоя и упадка большинства традиционных форм средневекового индийского искусства. В конце XVIII-XIX вв. черты самобытного яркого творчества более всего сохраняются в индийском народном лубке и настенных росписях. По своему содержанию стенные росписи и лубок были преимущественно культовым искусством: изображались многочисленные брахманские божества, эпизоды из религиозных легенд и преданий, реже встречались сюжеты, взятые из обычной жизни. Близки они и по художественным приемам: для них характерны яркие насыщенные цвета (главным образом зеленые, красные, коричневые, синие), четкий крепкий контур, плоскостная трактовка формы.

Одним из значительных центров индийского лубка был Калигхат близ Калькутты, где в XIX-XX вв. сложилась своеобразная школа так называемого калигхатского лубка, оказавшая известное воздействие на творчество некоторых современных живописцев.

Стремясь подавить всякие проявления индийской национальной культуры, английская колониальная администрация пыталась сформировать в стране прослойку населения, представители которой, по замыслу колонизаторов, будучи по происхождению индийцами, по своему воспитанию, образованию, морали, образу мыслей были бы англичанами. Осуществлению такой политики способствовали различные учебные заведения для индийцев, программы и вся система преподавания в которых были построены по английским образцам; к числу таких заведений относились и немногие художественные училища, в частности Калькуттская художественная школа.

В конце XVIII-начале XIX в. в Индии складывается специфическое направление, иногда называемое. англо-индийским искусством. Оно было создано художниками-европейцами, работавшими в Индии и воспринявшими некоторые приемы индийской миниатюрной живописи. С другой стороны, в формировании англо-индийского искусства большую роль играли художники-индийцы, воспитанные на традициях индийской миниатюры, но заимствовавшие технику европейского рисунка и живописи.

Характерным представителем этого направления был Рави Варман (80-90-е годы XIX в.), в работах которого были сильны черты сентиментальности и слащавости. Направление это не создало сколько-нибудь значительных произведений и не оставило заметного следа в индийском искусстве, но оно в известной мере способствовало более близкому знакомству индийских художников с приемами и техникой европейской живописи и рисунка.

Формирование нового, современного изобразительного искусства в Индии в начале XX в. связано с именами Э. Хэвелла, О. Тагора и Н. Бошу.

Э. Хэвелл, возглавлявший в 1895-1905 гг. Калькуттскую художественную школу, опубликовал ряд трудов, посвященных истории индийского искусства, его содержанию и художественно-стилистическим особенностям.

Индийская миниатюра раджпутской школы, XVII в. Бог Шива с супругой Парватичению и высоким художественным достоинствам древних и средневековых памятников искусства Индии. В художественно-педагогической практике Э. Хэвелл призывал следовать традиционным формам и приемам индийского изобразительного искусства. Эти идеи Э. Хэвелла оказались созвучны устремлениям передовой индийской интеллигенции, искавшей пути национального возрождения; к числу последних относился и О. Тагор - один из виднейших деятелей движения так называемого бенгальского возрождения.

Выдающийся общественный деятель и незаурядный художник, Обо- ниндронатх Тагор сплотил вокруг себя значительную группу молодой национальной интеллигенции и создал несколько центров - своеобразных университетов, основной задачей которых была практическая работа по воссозданию, возрождению различных отраслей индийской художественной культуры, пришедших в упадок за время колониального порабощения Индии.

Другой крупной фигурой в индийском искусстве начала ХХв. был живописец Нондолал Бошу, который стремился создать новый монументальный живописный стиль, исходя из традиций живописи пещерных храмов.

Н. Бошу и О. Тагор явились основателями направления, известного под именем бенгальской школы. В 20- 30-х годах бенгальская школа играла ведущую роль в изобразительном искусстве Индии - к ней примкнуло большинство художников того времени.

Н. Бошу, О. Тагор и их последователи черпали сюжеты своих произведений преимущественно в индийской мифологии и истории. В их работах, очень различных по манере и стилю, быломного противоречивого. Так, О. Тагор в своих подражаниях могольской миниатюре сочетал характерные для нее приемы с приемами европейской и японской живописи. Творчество художников бенгальской школы в целом отличается чертами романтизма. Но несмотря на ряд слабых сторон их творчества, его идейная направленность, стремление возродить национальную живопись, обращение к чисто индийским сюжетам и тематике в сочетании с подчеркнутой эмоциональностью и индивидуальностью- в художественной манере обусловили успех и популярность созданной О. Тагором и Н. Бошу живописной школы. Из нее вышли, или испытали на себе ее сильное влияние, многие известные современные мастера старшего поколения, как С. Укил, Д. Рой Чоудхури, Б. Сен и другие.

Яркое и своеобразное явление представляет собой творчество Амриты Шер-Гил. Получив художественное образование в Италии и Франции, художница по возвращении в Индию в конце 20-х годов встала на совершенно иные позиции по сравнению с бенгальской школой, которую она отрицала. Излюбленные сюжеты художницы - повседневная жийнь индийского крестьянства в ее разнообразных проявлениях. Вводя в индийское искусство эту тематику, А. Шер-Гил в своих произведениях стремилась показать тяжелое положение простых людей тогдашней Индии, благодаря чему многим ее работам присущ налет трагизма и безысходности. Художница выработала свой собственный, ярко индивидуальный стиль, характеризующийся большой обобщенностью линии и реалистичной в своей основе формой. Не получившее популярности при жизни художницы ее творчество было оценено лишь в послевоенные годы и оказала влияние на многих современных индийских художников.

Завоевание Индией независимости создало предпосылки для нового подъема и развития архитектуры и изобразительного искусства, хотя отделение Пакистана и привело к обособлению значительных художественных сил і

«Отдых» (с картины худ. Амриты Шер-Гил)

Современная художественная жизнь Индии чрезвычайно многообразна, «сложна и противоречива. В ней переплетаются многочисленные течения и школы, идут напряженные поиски путей дальнейшего развития и совершенствования. Индийское изобразительное искусство переживает сейчас период острой идейной и художественной борьбы; протекает процесс складывания, формирования нового самобытного национального искусства, наследующего все лучшие традиции многовековой индийской художественной культуры и стремящегося творчески освоить и переработать художественные приемы и средства новейших течений в мировом искусстве.

В современной индийской архитектуре появляется течение, стремящееся создать новый национальный стиль путем возрождения и использования форм и элементов древнего зодчества, преимущественно времени Гупта/ Наряду с этим стилизаторским течением, сейчас в Индии чрезвычайно широко распространяется современная архитектурная школа Корбюзье; сам Корбюзье разрабатывал планировку и архитектуру зданий Чандигарха - новой столицы Восточного Панджаба, строил ряд общественных и частных зданий в Ахмадабаде и других городах. В таком же направлении работают многие молодые индийские архитекторы.

В современном индийском изобразительном искусстве значительное распространение получили различные «ультрасовременные», модернистские и абстракционистские направления, духовно родственные крайним формалистическим течениям западно-европейского и американского буржуазного искусства. Нередко абстракционистские тенденции в творчестве индийских художников переплетаются с декоративно-стилизаторскими приемами. Эти моменты особенно ярки в творчестве таких мастеров, как Дж. Кейт, К. Ара, М. Хусайн, А. Ахмад и др.

«Выходят в море» (с картины худ. Хирен Даш)

Очень широко распространено и другое направление в живописи, обращающееся в поисках путей возрождения национального искусства к прославленным памятникам древней и средневековой Индии. Продолжая традиции бенгальской школы, художники этого направления ищут в пещерных росписях Аджанты и Бага, в могольской и раджпутской миниатюре, в народном лубке не только сюжеты и темы своих произведений, но и новые, еще неизведанные живописно-технические и композиционные приемы. Наряду с символическими и историко-мифологиче- скими композициями они разрабатывают в своих картинах также и темы из народной жизнц. Для их художественной манеры характерна обобщенная условно-декоративная трактовка формы. Выразительным примером может служить творчество Джамини Роя - художника старшего поколения и одного из наиболее значительных мастеров этого направления. Работая в ранний период творчества в манере бенгальской школы, он обращается в дальнейшем в своих исканиях к народному лубку и вырабатывает характерные для его последующих произведений четкий, плавно-округлый контур, простую крепкую форму, монументальность и лаконичность композиции, строгий колорит. В таком же духе, но каждый в своей индивидуальной манере, работают такие видные художники, как М. Дей, С. Мукерджи, К. Шринивасалу и др. Не чужды им и реалистические приемы живописи.

«Круг за кругом» (с картины худ. К. К. Хеббар)

Наряду с указанными направлениями в индийском искусстве растет и крепнет течение, разрабатывающее реалистическими средствами темы из повседневной современной жизни народов Индии. В произведениях художников этого направления с большой выразительностью, любовью и теплотой отражены образы простых людей Индии, очень поэтично и жизненно правдиво переданы черты их быта и трудовой деятельности. Таковы живописные и графические работы: А. Мукерджи («Пруд в деревне»), *С. Н. Банерджи («Пересадка рисовой рассады»), Б. Н. Джиджа («Мала- барская красавица»), Б. Сена («Волшебный пруд»), X. Даса («Выходят в море»), К. К. Хеббара («Круг за кругом»), А. Боса (портрет Р. Тагора), скульптура Ч. Кара (портрет М. К. Ганди) и многие др."

Этими основными направлениями далеко не исчерпывается все многообразие художественных течений и индивидуального своеобразия творчества индийских художников. Многие мастера в творческих поисках новых путей используют весьма широкий арсенал изобразительных средств и создают произведения в самых различных, нередко противоречивых манерах.

Изобразительное искусство в Индии переживает сейчас период бур- лых исканий в области идейного содержания и художественной формы. Залогом его успешного и плодотворного развития служит тесная связь передовых художников Индии с жизнью и чаяниями индийского народа, «с движением человечества к миру и прогрессу.

В этих залах храмовые танцовщицы исполняли ритуальные танцы.

На территории мечети стоит знаменитая нержавеющая металлическая колонна, датируемая IV-V вв. н. э. Многие индийцы верят, что им будет сопутствовать удача„ если они смогут охватить колонну руками, став к ней спиной.

Гаганендранат Тагор. Воскресение, после 1920

Бумага, гуашь. 33,4 × 28 см

Частная коллекция

Дошедшее до нас наследие индийского искусства охватывает период более чем в две тысячи лет. За это время расцвели и исчезли многие философские школы, завоеватели разных рас заселили Индию и внесли вклад в бесконечное богатство её интеллектуальных ресурсов, правили и уходили в прошлое бесчисленные династии; и поэтому совершенно не удивительно, что сохранилось такое разнообразие художественных памятников, которые донесли до нас идеи и идеалы многочисленных народов, их надежды и страхи, их веру и желания. Но так же как через все школы индийской философии золотой нитью проходит фундаментальный идеализм «Упанишад» и веданты, в индийском искусстве в основе сбивающего с толку разнообразия тоже лежит единство. Идеализм и здесь стал объединяющим принципом, так и должно было быть, потому что синтез индийской мысли всегда один и тот же.

В чём же в конечном счёте состоит секрет индийского величия? Это не догмат и не книга, а великий и явный секрет, что знание и истина абсолютны и непреходящи, что их невозможно создать, но можно лишь открывать; это секрет сулящей непосредственное понимание интуиции, которая превосходит разум, способный скорее различать. Вокруг нас кладезь «ещё-не-познанного», вечный и неисчерпаемый родник, но ключ к его мудрости — вовсе не интеллектуальная деятельность. Интуицию, которая способна привести нас к нему, называют воображением и гением. Именно она явилась к сэру Исааку Ньютону в момент падения яблока и вспыхнула в его мозгу законом всемирного тяготения. Она же явилась Будде, когда он сидел в ночной тишине, погружённый в медитацию: час за часом все вещи становились ему ясны и понятны, он видел настоящий облик всех созданий, бесконечно сменяющих друг друга в бесчисленных мирах. На двадцатый час он получил божественную способность заглянуть в самую суть и увидел всё в пространстве бесконечных миров так ясно, будто они были рядом; затем пришло ещё более глубокое понимание, и он познал причину страдания и дорогу знаний, «получив неисчерпаемый источник истины». То же самое относится и к любому «откровению»; Веды (шрути), вечный Логос, «выдыхаемый Брахманом», в котором он переживает крушение и созидание Вселенной, не созидается земным автором, а становится для него «видимым» или «слышимым». В реальности подобных озарений, пускай несопоставимых по масштабу и длящихся лишь мгновение, любой человек может убедиться на собственном опыте. Это и есть вдохновение поэта, видение художника и воображение естествоиспытателя.

Искусство и наука

Цели искусства и науки очень похожи. Речь, конечно, не о практической науке, которая занята видимым: аналогию можно провести между искусством и наукой теоретической. Для обоих занятий требуется воображение, оба являются примерами природной склонности искать единство в многообразии, формулируя природные законы, поскольку человеческий ум естественным образом стремится к единству. Цель опытного разума учёного или художника — постигать (concipio, ухватывать), создавать (invenio, прояснять) и воображать (визуализировать) некоторые единые, ещё не открытые или забытые истины. Теория эволюции или атомно-электронная теория, мгновенное решение (разоблачение) математическим умом сложных расчётов, концепция, в один момент складывающаяся в уме художника, — все они демонстрируют видение идеи, лежащей в основе подспудно воспринимаемого опыта, некое послание от «неисчерпаемого источника истины». Идеальное искусство, таким образом, скорее является духовным открытием, а не созиданием. Оно отличается от науки тем, что говорит в первую очередь о субъективных явлениях, о том, какими они представляются нам, а не о том, какие они сами в себе. Но искусство и наука имеют общую цель в единстве, в формулировании законов природы.

Мысленные образы

Про одного знаменитого мастера говорили, что он не столько создавал, сколько обводил незримый узор, который уже видел на бумаге перед собой. Настоящий художник не продумывает свою работу, а «видит» её, желая выразить своё видение с помощью материальных линий и цветов. К великому живописцу его картины приходят за раз, не прерываясь, зачастую слишком спонтанно, чтобы их можно было осознать и распутать до конца. Если б он только мог контролировать послания своего сознания, определять и удерживать их! Но «ум изменчив, он летит вперед, неудержим и не поддаётся укрощению: я думаю, его так же сложно обуздать, как и ветер»; тем не менее, «его можно удержать постоянным трудом и отказом от страстей». Эта концентрация мысленного видения с давних времён была главным методом индийской религии, а контроль над своими мыслями — идеалом молитвенной практики. Дело обстоит так: индуист каждый день молится своему Иштадеве, индивидуальному воплощению божества, которое для него есть нечто большее, чем святой покровитель для католиков. Простые люди молятся таким божествам, как Ганеша, которого называют «легко достижимым, близким»; некоторые прикладывают куда бóльшие усилия, чтобы достигнуть Натараджи (Шивы. — Прим. пер.), и только тем, чьё сердце соединилось с Абсолютом, не требуется никакого мысленного образа для поддержки медитации. Таковых единицы, а для тех, кто поклоняется Иштадеве, отдельному, конкретному аспекту Бога, поклонение заключается в первую очередь в повторении коротких мнемонических мантр, описывающих атрибуты бога, а потом в тихом сосредоточении на воображаемом образе. Эти мысленные картины сродни тем, что видит художник, таков же и процесс визуализации. Приведём, к примеру, отрывок из ремесленного руководства для создателя образов («Рупавалия»):

«Вот приметы Шивы: великолепный вид, три глаза, лук и стрела, гирлянда из змей, серьги в виде цветов, тришула, аркан, олень, повязки, обозначающие мягкость и доброту, одежда из тигровой шкуры; его вахана — бык цвета белоснежной раковины (то есть Шива едет на белом быке. — Прим. автора)».

Этот отрывок можно сравнить с Дхьяна-мантрой, используемой индуистами для ежедневной медитации, обращённой к Гаятри, представляемой богиней:

«По вечерам Сарасвати поклоняются как самой сути Самаведы, славной и ясной лицом, с двумя руками, держащей тришулу и барабан, и как Рудрани, которая едет на быке».

Практически полностью философия индийского искусства содержится в строках из «Шукранитисары» Шукрачарьи, в которых раскрывается метод визуализации образа художником:

«Чтобы форма образа ясно и полно отразилась в сознании, творцу необходимо медитировать, и его успех прямо пропорционален его сосредоточению. Никакой другой путь — даже возможность увидеть объект воочию — не поможет достигнуть цели» (Другими словами: «Художник должен достигать образа Божества только с помощью духовного созерцания. Это духовное видение и есть лучший и вернейший стандарт. Он должен полагаться на него, а вовсе не на видимые объекты, воспринимаемые внешними чувствами». — Прим. автора).

Сарада Укил. Шиваджи получает благословение своей матери, после 1923

Из коллекции Лала Бхарат Рама, Нью-Дели

Майя

Очевидно, что простое воспроизведение природы не является целью индийского искусства. Возможно, ни одна истинно индийская скульптура не создавалась с живой модели, ни одна религиозная картина не копировалась с образцов из жизни. Наверное, ни один индийский художник прошлого вовсе не рисовал с натуры. Его мысленный запас образов, его способность к визуализации и воображение были для него более подходящими инструментами, потому что он хотел отразить Идею, стоящую за чувственной оболочкой, а не перечислять детали кажущейся реальности, которая на деле была лишь майей, иллюзией. Несмотря на пантеистическое приспособление вечной истины к способностям ограниченных умов, в рамках которого Бог воспринимался присутствующим во всех вещах, природа оставалась для индуиста лишь пеленой, а не откровением; искусство должно было быть чем‑то бóльшим, чем простой имитацией этой майи, — скорее, изображением того, что прячется за ней. Принять майю за реальность — вот это была ошибка:

«Неразумные считают Меня, непроявленного, обычным проявлением, не ведая Моей высшей природы, вечной, непревзойдённой. Я не открыт для всех, сокрытый своей внутренней энергией (йога-майя). Этот заблуждающийся мир не знает Меня, нерождённого, вечного» (Бхагавадгита, VII, 24, 25).

Индо-персидское

Исключением из этих правил в истории индийского искусства, безусловно, стала индо-персидская школа портретной миниатюры, и её образцы явно иллюстрируют, что индийские художники чаще всего держались подальше от реалистического изображения вовсе не потому, что им не хватало мастерства. Но тут главная задача — портретирование, а не репрезентация Божества или сверхчеловека. Хотя даже в портретах очевидны многие идеальные качества. В чисто индуистском и религиозном искусстве, однако, портрет занимал гораздо более низкое положение в сравнении с идеальным и абстрактным изображением, а тот реализм, который мы встречаем, например, во фресках Аджанты, связан с увлечённостью памяти художника знакомыми вещами, а не с его желанием честно отразить видимое. Для реализма, который рождается из устремления к образам в памяти, из силы воображения, есть место в любом искусстве; должным образом смирённый, он придаёт мощи творению. Но реализм, который является имитацией объекта, находящегося перед глазами в момент работы, в большой степени противостоит воображению, и ему нет места среди идеалов индийского искусства.

Верность природе

Большая часть критики современного искусства основана на идее «похожести». Обычно на произведение искусства смотрят именно затем, чтобы узнать что‑то знакомое. А если изображённое неузнаваемо или символизирует неизвестную абстрактную идею, то его бракуют как «неверно передающее природу».

Что же такое реальность и правда? Индийский философ ответит, что природа, мир явлений, известна ему только благодаря чувствам, и ничто не гарантирует, что чувства дают адекватное представление о вещах, как они есть сами по себе. В лучшем случае природные формы — это олицетворение идей, причём неизбежно фрагментарное. И только художнику под силу передать идеальный мир (Рупа-лока) настоящей реальности, мир воображения, и именно слово «воображение», или «визуализация», описывает тот метод, которым он должен пользоваться.

Как поразительно эта философия искусства контрастирует с концепцией, характерной для современного Запада и ясно выраженной в поэме Браунинга:

Так почему от слов не перейти к работе,
Запечатлеть как есть, и будь что будет?
Се божий труд — рисуй!..
…Ну, помните ли вы
Урода своего лицо? Кусок угля,
И вы запомните его, клянусь! Насколько лучше,
Когда Возвышенное отражу так же правдиво!
Но это значить — захватить Приора место,
И Бога перед всеми толковать!

(Перевод Э. Ю. Ермакова)

Для подобных реалистов это не есть функция искусства, но для нас главная задача искусства, кажется, заключена именно в том, чтобы «Бога перед всеми толковать».

Обаниндранат Тагор. Будда в образе нищенствующего монаха, 1914

Иллюстрация к «Мифам индуизма и буддизма» Сестры Ниведиты и Ананды Кумарасвами

Бёрн-Джонс

Бёрн-Джонс — пожалуй, единственный из современных художников Запада, кто понимает искусство так, как его понимаем мы, индийцы. Когда критик поставил в упрёк некоему художнику, что его картины кажутся взятыми только из головы, Бёрн-Джонс ответил: «Как раз оттуда, по моему мнению, картины и должны появляться».

Об импрессионизме в его западном понимании и об идее, что широта охвата достигается за счёт нечёткости деталей, Бёрн-Джонс говорил так, как мог бы сказать восточный художник: такая широта может быть достигнута «тончайшей проработанностью, яркими хорошо подобранными красками, а вовсе не мазнёй. Они [импрессионисты] создают атмосферу, но ничего более: они не создают красоты, они не создают концепции, они не создают идеи. Ничего, кроме атмосферы, — а я считаю, что этого недостаточно, и не считаю, что это много». О реализме же он говорил так: «Реализм? Прямое отражение природы? Я полагаю, к тому времени, как фотография сможет передавать цвета так же верно, как и формы, люди поймут, что реализм, о котором они говорили, это не искусство, а наука, и что он интересен лишь как научное достижение… Копия природы? Зачем мне её делать? Я предпочитаю собственные произведения природы, я не хочу более или менее искусных подделок… Именно послание, „нагруженность“ работы делает её стоящей».

В другой раз он сказал: «Знаете, реальны только элементы души — это единственные реальные вещи в мироздании».

О религиозности искусства он говорил так:

«Рескин высказал величественную мысль, что художник пишет Бога для мира. Вот капля жирного пигмента на кончике кисти Ми­келанджело, но стоит ему нанести её на штукатурку — и все люди, наделённые зрением, признают в ней некое выражение божественного. Подумайте, что это значит. Это же настоящее могущество — способность принести Бога в мир, способность проявить Божество».

«Цели искусства в том, чтобы радовать или возвышать, других я не вижу. Первая задача приятная, вторая — величественная».

О «выражении лиц» на картинах, ставших плодом его воображения, он говорил:

«Конечно, на лицах моих героев нет „выражения“ в том смысле, в котором обычно употребляют это слово. Это не изображения людей в приступах страха, ненависти, доброжелательности, похоти, алчности, благоговения. Там нет всех тех „страстей“ и „эмоций“, которые Ле Брюн и другие находили столь великолепными в поздних работах Рафаэля. Единственное выражение, допустимое на хорошем портрете, — выражение характера или моральных качеств, а не чего‑то временного, преходящего, случайного. Если не говорить о портретах, то и оно нежелательно или требуется очень редко — куда чаще всё сводится к типажам, символам, намёкам. Когда награждаешь героев тем, что публика называет „выражением“, они теряют свой обобщённый характер и скатываются к ничего не значащим портретам» (Цит. из Memorial of Edward Burne-Jones, by Lady Burne-Jones, 1904).

Техническое совершенство

Чаще всего индийское искусство критикуют за кажущийся или и впрямь имеющий место недостаток технического мастерства, особенно в изображении фигур. Вообще, на это можно ответить, что Западу так мало известно о достижениях индийского искусства, что со временем эта идея умрёт естественной смертью. С другой стороны, совершенство техники — это не цель, а средство. Существует порядок, в котором аспекты искусства можно расставить по мере уменьшения их значимости. Первый вопрос, который следует задавать, таков: «Что есть сказать художнику?» И лишь затем: «Насколько его рисунок точен с научной точки зрения?» Конечно, несовершенное изображение — это не то, к чему следует стремиться, а хороший рисунок — не неудача. Однако, как бы странно это ни звучало, в истории искусства вдохновение чаще всего иссякало к моменту достижения технического совершенства. Так было и в Греции, и в Европе после Ренессанса. Получается, что излишняя техническая точность тормозит работу воображения, и если это так, то как бы мы ни мечтали достичь и того и другого, нужно чётко понимать, какой компонент должен быть на первом месте.

К абсолютной точности не всегда стоит даже стремиться. Фотография показала, что скачущая галопом лошадь ни разу не была изображена правильно во всём мировом искусстве, и остаётся лишь надеяться, что этого никогда и не случится. Искусство должно черпать материал в абстракции и образах памяти, а не в достижениях фотографии, поскольку его задача синтезировать, а не анализировать. Вопрос точности относителен, и последнее слово здесь принадлежит Леонардо да Винчи: «Лучшая фигура — та, которая своим движением способна передать оживившую её страсть». Это и есть настоящий импрессионизм Востока, отличный от импрессионизма, каким его понимают на Западе.

Религиозность индийского искусства

Индийское искусство в основе своей религиозно; его осознанная цель — изображение Божества. Вечное и абсолютное не может быть выражено несовершенными средствами, но индийское искусство, неспособное изобразить божественное в форме абсолютного и не желающее ограничиваться границами человечества, остановилось на изображении богов, которые для несовершенного человека отражают постижимые аспекты бесконечного целого. Шанкарачарья молился так: «Боже, прости три моих греха: я мысленно облёк в форму твоё существо, которое не имеет формы; восхваляя, я описывал тебя, превосходящего все качества; и я посещал святилища, пренебрегая тем, что ты вездесущ». Также и тамильская поэтесса Аувей, на упрёк служителя, что она святотатственно вытянула ноги в сторону изваяния божества, парировала: «Ты прав, о господин, но скажи мне, в каком направлении нет Бога, и я вытяну ноги в ту сторону». Но подобные концепции, хотя сердцем мы и понимаем, что они верны и абсолютны, предполагают отрицание всей внешней истины; они недостаточны или, скорее, избыточны для того, чтобы простой человек мог прожить по ним жизнь.

«Больше трудностей у тех, чей ум привязан к Непроявленному, ибо очень сложно воплощённому достичь цели на пути к Непроявленному.

Но тех, кто поклоняется Мне, отрешившись от всех действий ради Меня, считая Меня высшей целью и неуклонно медитируя на Меня, тех, кто сосредоточил свои мысли на Мне, Я очень быстро спасу из океана рождений и смерти" (Бхагавадгита, XII, 5—7).

Именно поэтому «любой житель Индии сначала помолится у ног вдохновенного странника, который проповедует, что у Бога не может быть образа, а мир — лишь препятствие, и сразу после этого, как нечто само собой разумеющееся, отправится лить воду на Шива-лингам» (Okakura, Ideals of the East, p. 65). Индийская религия приняла искусство так же, как приняла жизнь во всей её полноте — с открытыми глазами. Индия, несмотря на всю свою страсть к отречению, никогда не страдала от того дефекта воображения, который заставляет смешивать идеалы аскезы и гражданственности. Да, гражданина должно сдерживать; но весь смысл этого метода состоит в том, чтобы прививать ему воздержанность и умеренность в жизни, а не отречение от жизни. Пуританизм, отречение от жизни станет для него невоздержанностью.

Обаниндранат Тагор. Победа Будды, 1913

Фронтиспис «Мифов индуизма и буддизма» Сестры Ниведиты и Ананды Кумарасвами

Отречение

А что же о настоящих аскетах, чей идеал — уход от мира? Многие индуисты и буддисты, так же, как и многие христиане, считали, что быстрый духовный прогресс возможен только в аскетической жизни. Наша общая высшая цель — избавление от оков нашей индивидуальности и соединение с безусловным абсолютом. Чтобы её достигнуть, нужно оставить даже самые возвышенные умственные и эмоциональные привязанности. Искусство требуется преодолеть так же, как и всё прочее во времени и пространстве. Три стадии, или уровня, существования описаны в индийской метафизике: Кама-лока, сфера кажущихся явлений, Рупа-лока, сфера идеальных форм, и Арупа-лока, сфера за пределами форм. Великое искусство даёт представление об идеальных формах Рупа-локи посредством видимых форм Кама-локи. Но что значит искусство для идущего Непроторённым путём, для того, кто стремится отвергнуть все ограничения человеческого разума, чтобы достичь уровня, где он станет недостижим даже для идеальных форм? Для такого человека даже самые утончённые интеллектуальные удовольствия — лишь цветущие луга, где путник тянет время, откладывая момент, когда он ступит на бессмысленно пустующую пока прямую дорогу к высшей правде. Отсюда и возникает убеждение, что абсолютное освобождение едва ли достигается кем‑то, кроме человеческих существ, ещё не завершивших свои перерождения; богам куда труднее добиться его, так как их знания и чистое, блаженное счастье — привязанности более сильные, чем привязанности смертных. И мы находим такое наставление:

«Форма, звук, вкус, запах, осязание — всё это дурман. Отсеки сильное желание, что живёт внутри них» (Дхаммика Сутта).

Крайняя непримиримость этой мысли ужасает так же, как и «равнодушие христиан к внешней красоте». Примером тут может послужить история о буддийском монахе Читта Гутта, который прожил в пещере 60 лет, но никогда не поднимал глаз от земли, чтобы взглянуть на прекрасно расписанный потолок; точно так же, единственным замечаемым им признаком ежегодного цветения огромного дерева перед его пещерой были те частички пыльцы, что падали на пол перед ним. Но индийская мысль никогда не пыталась распространить подобные идеалы на простых смертных, чья дхарма состоит не в отказе от действия, но в том, чтобы действовать как должно и не попадать в зависимость от плодов своего действия. Для людей, которые по необходимости всегда будут составлять большинство, искусство и помогает духовному развитию, и является средством его достижения. В связи с этим для нас важно то, что хотя спутать эти два духовных идеала невозможно, мы не должны судить об их относительной ценности или верности для других. Каждому следует решать это для себя, потому мы должны уважать монаха и мирянина, бедняка и короля не за их положение, но за то, насколько полно они воплощают свой идеал. Эта непредвзятость объясняет тот кажущийся парадокс, что индуизм и буддизм, как и средневековое христианство, несмотря на все свои идеалы отречения, стали одновременно и вдохновением, и твердыней для искусства.

Символизм

Индия склонна передавать вечные невыразимые истины с помощью форм чувственной красоты. Любовь мужчины к женщине или к природе есть то же, что его любовь к Богу. Нет ничего избитого и нечистого. Вся жизнь это таинство, ни одна из её частей не превосходит другую, и все они одинаково способны символизировать вечные и непреходящие истины. При такой поразительной непредвзятости возможности искусства поистине огромны. Но в таком религиозном по сути искусстве художнику нельзя забывать, что жизнь должна изображаться не ради самой себя, но ради Божественного, выраженного в ней и через неё. Сказано:

«Всегда достойно одобрения, если художник изображает богов. Создавать человеческие фигуры неправильно и даже кощунственно. Даже неудачное изображение божества предпочтительнее изображения человека, каким бы прекрасным оно ни было» (Шукрачарья).

Значение этой сурово сформулированной доктрины можно передать другими словами: имитация и портретирование есть куда более недостойные цели искусства, чем выражение идеальных и символических форм. Неизменная цель высокого искусства — давать представление о Божественном, скрытом позади всех форм, а не имитация самой формы. Можно изобразить, к примеру, времяпрепровождение Кришны с девушками-пастушками гопи, но это изображение должно быть проникнуто духом религиозного идеализма, а не создаваться только ради выражения чувственности. Применительно к европейскому искусству можно привести такой пример: Джотто и Ботичелли, которые были способны дарить миру идеальные воплощения Мадонны, были бы неправы, если бы удовлетворились изображением явно земной женщины, позирующей в образе Мадонны, как это делалось позднее, когда искусство скатилось от духовного идеализма к натурализму. По этой же причине поздние работы Милле менее ценны, чем ранние. В современном искусстве Индии боги и герои в работах Рави Вармы скопированы с заурядных людей и потому «нечестивы» в сравнении с идеальными образами Обаниндраната Тагора.

Формальная красота

Каков же идеал красоты, выраженный в индийском искусстве? Это красота отчуждённая, красота типа, а не индивидуальная. Это идеал не своеобычной красоты отдельного человека, но красоты формализованной и ритмической. Каноны снова и снова настаивают на Идеале как единственной настоящей красоте:

«Образ, чьи члены созданы исходя из предписанных в шастрах правил, прекрасен. Некоторые считают, что прекрасно то, что соответствует прихоти, но пропорции, которые отличаются от тех, что даны в шастрах, не могут приносить удовольствие просвещённому человеку» (Шукрачарья).

Для индийского ума притягательность формализованной идеальной красоты всегда сильнее, чем притягательность красоты, связанной со случайным и второстепенным. Красота искусства как пластического, так и литературного, глубже и убедительнее, чем красота самой природы. Эти чистые идеи, освобождённые искусством из пут конкретных обстоятельств, менее конкретны и потому более многозначительны, чем факты. В этом объяснение страстной любви к природе, выраженной в индийском искусстве и литературе, которая одновременно сочетается с практически полной безучастностью к «живописности» природы как таковой.

Важная часть идеала красоты — это сдержанность в передаче деталей:

«Руки и ноги должны быть без вен. Не должны быть показаны кости запястий и щиколоток» (Шукрачарья).

Работа, в которой слишком много внимания уделено проработке подробностей, теряет свою широту. Творец не должен тратить время, выставляя напоказ свои знания или умения, поскольку излишняя детализация может разрушить, а не преумножить красоту работы. Рассматривая произведения Микеланджело, невозможно забыть, насколько хорошо он знал анатомию. Но этот протест против тщательной проработки отдельных частей произведения не стоит путать с разрушительной доктриной превосходства незаконченности. Восточное искусство всегда ясно и законченно, его таинственность не коренится в нечёткости.

Верность пропорциям, заложенным в шастрах, насаждалась даже с помощью проклятий:

«Если мастер допустит даже небольшую ошибку в пропорциях, то пусть он разорится или умрёт» (Сарипутра).

«Тот, кто неверно использует своё мастерство, после смерти будет страдать в аду» (Майаматайа).

В таких отрывках мы видим рамки, сознательно заданные каноном в стремлении защитить преемственность традиции в будущих поколениях или среди невежественных и нерадивых мастеров. Ниже мы увидим, в чём назначение традиции в индийском искусстве. Здесь она предстаёт как способ продления во времени идей формальной красоты и символизма.

Обаниндранат Тагор. Конец пути, 1913

Бумага, темпера. 15 × 21 см

Красота — не единственная цель

Однако искусству совершенно нет необходимости всегда быть красивым, и тем более очаровательным. Если искусство в конечном счёте есть «толкование Бога», то оно должно быть попеременно то красивым, то ужасающим, но всегда должно быть наделено тем живым свойством, что выходит за рамки ограниченных представлений о красоте и уродстве. Персонифицированное божество — единственное, какое может воспроизвести искусство, — существует в природе и через природу: «Все Мироздание нанизано на меня, как драгоценные камни на нить». Природа иногда может быть мягкой и благосклонной, а иногда может показывать обагрённые кровью клыки; в ней разом присутствует и жизнь, и смерть. Создание, сохранение и разрушение — вот три задачи Бога, так что и образы его могут быть и прекрасны, и ужасны.

В природе есть три гуны, или качества: саттва (правда), раджас (страсть) и тамас (мрак). Эти качества всегда присутствуют в природе, их соединение в разных пропорциях даёт характеристику любого субъекта или объекта. Они должны присутствовать во всех материальных и неабсолютных образах, даже в Божестве, в котором, однако, должна превалировать гуна саттва. Таким образом, существует три типа образов — саттвические, раджасические и тамасические:

«Образ Бога в позе сосредоточения йога, руки которого одаривают благом и поощрением поклоняющихся ему, окружённого молящимся Индрой и другими богами, — это саттвический образ.

Образ, сидящий на вахане, убранный многочисленными украшениями, с руками, держащими оружие и одновременно дарящими благо и поощрение, есть раджасический образ.

Тамасический образ тот, что во всеоружии ужасает и поражает
демонов" (Шукрачарья).

То же и с архитектурой. Архитектурный проект также олицетворяет или символизирует мироздание; план храма или города закладывается исходя из астрологических подсчётов, каждый камень имеет своё определённое место в космической планировке, а ошибки и дефекты исполнения говорят лишь о несовершенстве и недостатках самого мастера. Разве можно удивляться, что таким образом рождается прекрасная и величественная архитектура? И могут ли подобные концепции не выражаться в горделивости и ясности самой жизни? В таких условиях мастер не просто личность, идущая на поводу у индивидуальных капризов, но часть мироздания, дающая выражение идеалам вечной красоты и неизменным законам космоса.

Декоративное искусство

Та же самая идея формальной красоты превалирует и в чисто декоративном искусстве. Цель подобного искусства, конечно, не состоит в такой же осознанной религиозности. Более простое и менее возвышенное искусство, принадлежащее повседневной жизни, черпает вдохновение в выражении удовольствия от ловкости мастера или в его юморе, или в его страхах и желаниях. Но всё же искусство едино, непротиворечиво и последовательно в самом себе и в своей связи с жизнью; так как же одна его часть может быть фундаментально противоположна другой? Следовательно, мы находим в декоративном искусстве Индии тот же неотделимый от индийской мысли идеализм, поскольку искусство, как и религия, оказывается способом прежде всего смотреть на вещи. Любовь к природе в её бесконечной красоте и многообразии вдохновила мастера украсить свою работу формами хорошо известных птиц, цветов и зверей, с которыми он более всего знаком или которые больше всего близки его воображению. Но все эти формы он никогда не изображает реалистично, это всегда картины памяти, причудливо соединённые с творениями его воображения в симметричный и ритмичный орнамент.

Львы

Возьмём для примера образ льва в декоративном искусстве. Посвящённые этим животным строки из канона ярко демонстрируют, что в его задачи входило не только установление норм изображения, но и стимулирование воображения:

«Ржание коня подобно шуму шторма, его глаза как лотосы, он быстр как ветер, горд как лев, а его походка как танец.

У льва глаза как у зайца, но лютые, мягкая длинная грива покрывает его грудь и плечи, его спина кругла как овечья, его тело как у чистокровного скакуна, походка величава, и у него длинный хвост" (Сарипутра).

Для сравнения приведу отрывок из древнего китайского канона:

«По форме лев похож на тигра, он рыжевато-коричнего цвета, иногда голубой, и напоминает лохматую собаку муку-ину. У него огромная тяжёлая голова, как кусок бронзы, длинный хвост, его лоб крепок, как железо, крючковаты клыки, глаза как согнутые дуги, уши торчком; его глаза сверкают, как молнии, а рык подобен грому» (The Kokka, № 198, 1906).

Подобные описания многое объясняют в изображениях животных в восточном декоративном искусстве. Лев художника не должен быть реальным земным львом из зоопарка, он не иллюстрирует труд по естествознанию. Освобождённый от подобных ограничений, художник может через своего льва передать общую теорию народной жизни и свои собственные особенности. Так восточное искусство защищало себя от слабого и мелочного реализма львов на Трафальгарской площади. Сравните, как контрастирует недостаток воображения английского скульптора в этом изображении прирученных зверей с живой мощью геральдических львов средневековой Англии или львов Хокусая. Скульптурные львы Египта, Ассирии или Индии — настоящие произведения искусства, поскольку в них мы видим не льва, которого можно убить или сфотографировать в пустыне, но льва таким, каким он был в сознании народа, льва, который что‑то сообщает нам про изобразивших его людей. В такой художественной субъективности и есть важность древнего и восточного декоративного искусства: это то, что придаёт столько достоинства и значения произведениям прикладного искусства Индии и отличает их так сильно по духу от подражательного декоративного искусства современной Европы.

Обаниндранат Тагор. Моя мать, 1912—1913

Бумага, акварель, 20,3 × 12,7 см

Из коллекции Национальной галереи современного искусства, Нью-Дели

Ювелирное искусство

Возьмём индийское ювелирное искусство как ещё один пример идеализма в декоративном искусстве. Традиционные формы украшений имеют названия — подобно «браслету-цепочке» или «цыганскому кольцу» в Англии. В Индии в качестве названий чаще всего выступают имена цветов и фруктов или общие обозначения цветов и семян: «нить из цветков руи», «гирлянда цветов кокоса», «гирлянда из лепестков», «нитка из просяных зерен», «ушной цветок», «цветок для волос». Эти названия — аллюзии на гирлянды из настоящих цветов или на цветы в волосах, которым придают такое важное значение в индийской праздничной одежде. Цветы и фрукты, используемые как талисманы или религиозные символы, — ещё один прототип цветочных форм индийских украшений, которые, как и прочее индийское искусство, передают мысли, жизнь и историю народа, которым и для которого они были созданы.

Хотя традиционные ювелирные формы названы в честь цветов, очень характерно то, что гирлянды и цветы в украшениях изображены очень условно, не имитируя прототипы. Реализм, свойственный почти всему современному западному искусству и проявляющийся в ювелирном искусстве в сделанных безо всякого воображения имитациях цветов, листьев и животных работы Рене Лалика, — такой реализм невозможен для индийских мастеров.

Имитация и замысел

Жажду воспроизведения можно рассматривать как прямой недостаток художественного импульса, который всегда есть осознанное или неосознанное желание выразить или продемонстрировать Идею. Зачем же имитировать, если всё равно нет шансов превзойти образец? Цветок становится условным и превращается в орнамент не в результате сознательных усилий ума. Ни один настоящий индийский мастер не кладёт перед собой цветок и не задумывается о том, как превратить его в орнамент; его искусство вырастает из недр народной жизни. Если растение значит для художника так мало, что в его памяти не хранится чёткий образ соцветия, то и не стоит вплетать его в орнамент, поскольку декоративное искусство, не связанное с личным опытом автора и его земляков, не может обладать внутренней жизненностью и не способно вызывать тот немедленный отклик, который служит наградой пророку в своём отечестве. Безусловно, верно, что изначальные картины памяти передаются потомкам как выкристаллизовавшаяся традиция, но сколько живёт искусство, столько традиция остаётся также и пластичной, незаметно оттачиваемой сменяющимися поколениями. Сила её воздействия усиливается согласованностью идей — художественных, эмоциональных и религиозных. Традиционные формы, таким образом, отражают концепции народа, а не одного художника или одного периода, и именно в этом они не сходятся с подражательным искусством. Они есть живое отображение народного разума: отрицать их и одновременно полагать, что великое искусство будет жить как прежде, — то же самое, что рубить корни дерева и всё же ждать, что оно даст плоды.

Узоры

Рассмотрим также узоры. Я заметил, что для большинства людей узор значит ничтожно мало — как вещи, которые шьются, а потом рвутся, чтобы сшить новые; главное, чтобы они были очаровательными, а то и просто модными. На самом же деле узоры живут и развиваются, ни один человек не может их придумать, но может лишь использовать и подарить им дальнейшую жизнь. Каждый маленький узор имеет большую родословную и долгую историю. Для тех, кто умеет читать их язык, даже строго декоративное искусство имеет сложные символические ассоциации, которые в тысячи раз увеличивают важность его послания, так же как сложные литературные ассоциации обогащают ритмичную паутину устного стиха. Это, конечно, не значит, что такое искусство имеет дидактический характер, — речь о том, что ему есть о чём рассказать. Однако даже если вы не захотите его слушать, просто как элемент украшения оно намного лучше некоторых современных образцов, «порвавших» с традицией и претендующих на оригинальность. Пусть небеса уберегут нас от современного прикладного искусства, которое выставляет себя новым и оригинальным. Правда выражена Рескиным в следующих словах:

«Эта драгоценная оригинальность, к которой стремятся люди, есть не новизна (как они тщетно думают), а подлинность; всё тут зависит от единственного великого таланта добираться до истока вещей и потом работать, исходя из него».

Заметьте, что здесь мы возвращаемся к в основе своей индийскому подходу, который предполагает движение от истоков. В этом случае можно получить сколько угодно и свежести, и оригинальности. Это видно по энергии и жизненной силе узоров Уильяма Морриса, которые выгодно отличаются от работ художников, умышленно стремящихся быть оригинальными. Моррис старался лишь отыскать нить забытой традиции и продолжить её в современности, тем не менее его работы невозможно спутать с работами другого художника любой страны и любого времени — разве это не оригинальность?

Условность

Условность можно определить как манеру художественного изображения, в то время как традиция отвечает за историческую преемственность в использовании подобных условных методов выражения. Многие полагают, что традиция и условность — враги искусства, и воспринимают эпитеты «условный и традиционный» негативно как самую уничижительную критику. Условность воспринимается ими только как ограничение, а не как язык и способ выражения. Но для того, кто осознаёт, что такое традиция, становится очевидным совершенно другой смысл: насколько сильно страдает искусство, когда каждый художник или мастер, или в лучшем случае каждая небольшая группа или школа, вынуждены создавать новый язык, прежде чем начать выражать идеи с его помощью. Ведь традиция — это великолепный, ёмкий язык, который даёт возможность говорящему на нём художнику обращаться напрямую к сердцу без предварительных объяснений. Это родной язык, каждая фраза которого обогащена многочисленными оттенками смысла, которые вложили в неё те великие и заурядные люди, которые создавали и использовали её в прошлом.

Можно сказать, что эти принципы хорошо работают только в декоративном искусстве. Давайте тогда выясним место и влияние традиции в изящном искусстве Индии. Сохранившаяся письменная традиция состоит из стихов для запоминания, точно соответствующих мнемоническим стихам ранней индийской литературы, которые однажды были записаны. В обоих случаях художник, мастер или рассказчик имел также доступ к более полной и живой устной традиции, передаваемой в школах из поколения в поколение, которая позволяла ему восполнить недостаток деталей в письменном каноне. Иногда в дополнение к письменному канону от мастера к ученику переходили и книги мнемонических набросков. Они позволяют нам более ясно понять природу и метод функционирования традиции.

Обаниндранат Тагор. Синбад-мореход, 1930

Из коллекции Университета Rabindra Bharati, Калькутта

Натараджа

Выбранная иллюстрация воспроизводит набросок из старой тамильской книги — изображение Шивы Натараджи. Чтобы понять этот образ, необходимо сначала объяснить легенду и концепцию появления Шивы в образе танцующего Бога. История дана в Койил Пуране и хорошо известна шиваитам. Шива изменил облик и явился десяти тысячам мудрецов, вступив с ними в диспут и опровергнув все их аргументы. Спорщики, разгневавшись, попытались чарами уничтожить его. В жертвенном огне был создан страшный тигр, который бросился на Шиву, но, улыбнувшись, тот схватил его своими святыми руками и ногтем мизинца содрал со зверя шкуру, обернув её вокруг себя как шелковые одежды. Не обескураженные неудачей, мудрецы вновь кинули в огонь приношения, и оттуда поднялся чудовищный змей, которого Шива поборол и обернул вокруг шеи. Бог начал танцевать, но тут на него бросился последний монстр в виде отвратительного злобного карлика. Бог поставил на него ногу и сломал карлику спину, и на распростёртом теле поверженного врага продолжил свой танец, свидетелями которого стали боги. Согласно одному из толкований этой легенды, Шива укутался в тигриный гнев человеческих страстей, людские хитрость и злобу он обернул вокруг шеи, а под его ногами распростёрлось навсегда повергнутое зло. Более характерным для индийской мысли является символическое объяснение: в великолепии грации и ритма индийского танца Бог продемонстрировал, с какой непринуждённой лёгкостью он в своей великой милости поддерживает мироздание; это Его игра. Пять актов — создание, сохранение, разрушение, воплощение и милостивое избавление — составляют его непрерывный мистический танец. В священном Тиллаи (ныне город Чидамбарам. — Прим. пер.), в «новом Иерусалиме», будет явлен этот танец; Тиллаи — центр мироздания, то есть Его танец происходит внутри и космоса, и души (Pope, Tiruvâcagam, p. lxiii; Nallasawmi Pillai, Sivagnana Botham, Madras, 1895, p. 74).

Необходимость подобного объяснения демонстрирует кажущуюся трудность восприятия индийского искусства, но не стоит думать, что оно представляется таким же странным для своих создателей и для тех, к кому оно обращено. Как и любое другое великое народное искусство, оно ведёт повествование на своём языке, и совершенно очевидно: прежде чем толковать передаваемое им сообщение или позволить разуму свободно оценивать художественные качества его работы, нужно изучить грамматику этого языка.

Приведённый здесь грубоватый рисунок, выполненный подмастерьем, ясно передаёт именно тот уровень подготовленности, который традиция с некоторой пунктуальностью обеспечивает каждому поколению художников. Этот образ танцующего Бога часто встречается в Южной Индии, высеченный в камне или отлитый в бронзе. Многие из подобных изображений не имеют особенного художественного совершенства, но восприятие этого искусства настолько субъективно, настолько зависимо от качеств, которыми обладает зритель и которые он переносит на объект созерцания, что символическая и религиозная цель достигается тут даже несовершенным произведением. Это одна из функций традиции — позволить рядовому мастеру работать в рамках своих возможностей, избегая при этом опасности подвергнуть великие и святые объекты осквернению и осмеянию. Но у традиции есть и другая сторона — она даёт великому художнику, гению возможность выразить всё то, что в нём таится, на понимаемом его народом языке.

В музее Мадраса (ныне Ченнай. — Прим. пер.) хранится бронзовая фигура Натараджи, возможно, XVII века или чуть более ранняя. Будет излишним подробно восхвалять эту прекрасную скульптуру; она столь же живая, сколь и гармоничная, столь же полная силы, сколь и непринуждённая. Для ищущих реализма здесь есть и реализм, но реализм этот обращён к памяти, а не к имитации. Мастер вырос в тени шиваитского храма в одном из главных религиозных центров Юга, возможно, в Танджоре; он вместе со своим отцом работал над залом тысячи колонн в Мадурае, а позже в Чултри, куда все великие мастера Южной Индии стекались на сооружение прославленных зданий Тирумала Наяка. Сам будучи шиваитом, мастер помнил все знакомые ритуалы и день за днём смотрел на танцующих перед святилищем девадаси. Возможно, в юности он был любовником наиболее грациозной и опытной из них, и его память о ритмическом танце, смешанная с преклонением перед девадаси и божеством, выразилась в грации и красоте его танцующего Шивы. Ибо таковы религия и культура, жизнь и искусство, сплетённые вместе в паутине индийской жизни. Имеет ли традиция, связывающая такое искусство с жизнью, малую ценность или даже вовсе никакой ценности для великого художника? Должен ли этот гений отвергнуть готовый для воплощения образ только потому, что он не нов и не оригинален? Посмотрите хорошенько на эту фигуру, чей первый и простейший мотив заключается в победе над злом; обратите внимание на кольцо огня, составляющее ауру божественной славы; приглядитесь к четырём рукам с их сложнейшим символизмом жестов, к трепетанию повязки ангавастирама , к гирлянде из змей — и подумайте: смог бы отдельный художник, создающий собственные условности и новую систему символов, обратиться к сердцам людей, для которых легенда о Шиве есть непреложная истина и памятная колыбельная из детства?

Будда

Сидящий Будда — это более известный образ. Здесь тоже, как считается, условность и традиция сковывают художественное воображение. Индийское искусство иногда обвиняют в том, что оно не развивается, потому что в художественной концепции Будды I века и Будды XIX века нет никакой разницы — или предполагается, что нет никакой разницы. Конечно, неверно считать, что развития нет в том смысле, что у периодов отсутствуют отличительные признаки, — знакомый с индийским искусством человек сможет с большой долей уверенности определить столетие создания того или иного произведения. Однако концепция в самом деле остаётся неизменной, ошибка тут состоит в том, чтобы считать художественной слабостью эту неизменность индийского искусства. Это отражение того факта, что индийский идеал остался прежним. Что за идеал выражает этот образ? Сосредоточенность, непредвзятость, владение собой: мало-помалу учиться контролировать непостоянный и изменчивый ум, шаг за шагом добиваться тишины и неподвижности, обуздывать не столько чувства, сколько неуловимый, как ветер, разум. Как лампа, язычок пламени в которой перестаёт трепетать в безветренном месте, так же и разум в состоянии покоя. Только постоянным трудом и отказом от страстей можно достигнуть такого душевного мира. Какова позиция ума и тела того, кто стремится к этому? Он должен неподвижно сидеть именно так, как сидит тут Будда, поскольку именно эта поза сулит совершенное телесное равновесие:

«Сев на это сиденье, следует заниматься йогой для самоочищения, сосредоточив ум на одной точке и обуздав чувства, мысли и действия.

Держа шею и голову прямо, устремив свой взор на кончик носа, не смотря по сторонам, умиротворившись, избавившись от страха, стойко сохраняя обет целомудрия, покорив ум, йог должен сидеть, медитируя на Меня и устремившись ко Мне как к высшей цели.

Так постоянно упражняется йог, покоривший свой ум, достигает умиротворения во Мне и высшего освобождения" (Бхагавад-гита, VI, 12—15).

Как же тогда должен быть изображён в искусстве величайший учитель Индии? Конечно, именно в той позе, которая в сердце Индии увязана со стремлением к Идеалу. Так Будда сидел в ту ночь, когда Мара раз и навсегда не смог нарушить его сосредоточение и когда к нему наконец пришло просветление, стремясь к которому он в бесчисленных предыдущих перерождениях жертвовал своим телом «во имя живых созданий». Это была высочайшая точка в индийской духовной истории; раз она продолжает жить в национальном сознании, то естественным образом находит выражение и в национальном искусстве.

Обаниндратат Тагор. Смерть Рабиндраната Тагора, ок. 1941

Бумага, акварель, 28 × 19 см

2015 Sotheby’s

Заключение

Таковы были цели и методы индийского искусства в прошлом. Две тенденции очевидны в индийском искусстве настоящего: одна вдохновлена техническими достижениями современного Запада, другая — духовным идеализмом Востока. Первая уничтожила красоту и ограниченность старой традиции. Вторая едва только ищет своё выражение, но если великое искусство всегда национально и религиозно (а сколь пустым должно быть всё прочее искусство!), то лишь в ней мы видим начало нового и великого искусства, которое завершит начатое в прошлом, а не разрушит его. Когда живая индийская культура воспрянет после крушения в прошлом и борьбы в настоящем, родится новая традиция и новое видение найдёт отражение в языке формы и цвета, так же как в словах и в ритме. Народ, пришедший к этим великим открытиям, остаётся индийским народом, и когда в нём вновь наберёт силу жизнь, наберет силу и его искусство. Может случиться, что плодом более глубокой народной жизни, более широкой культуры и более проникновенной любви станет искусство куда более великое, чем в прошлом. Но это может произойти только через рост и развитие, а не через внезапное отвержение наследия. Та или иная условность есть характерное выражение своего периода, результат определённых условий, конкретная стадия исторической эволюции народной культуры. Условности будущего должны быть точно так же увязаны с национальной жизнью. Мы тесно связаны и с прошлым, и с будущим: в прошлом мы создали настоящее, а будущее творим сейчас. Наш долг по отношению к нему состоит в том, чтобы обогатить, а не разрушить наследие, которое принадлежит не одной только Индии, но и всему человечеству.

Перевод: Полина Коротчикова, специально для журнала «Искусство», 2015

Ананда Кентиш Кумарасвами (1877—1947) — фактически основатель современной индийской школы искусствознания. Статья «Цели индийского искусства» была одной из первых в его долгой исследовательской карьере. Изложенные в ней взгляды легли в основу всей методологии изучения индийского искусства в XX веке и одновременно стали источником вдохновения для молодых художников. К тому времени, когда статья увидела свет, изучение индийского искусства было прерогативой европейцев, в первую очередь англичан, в научных подходах которых крылся целый ряд серьёзных ошибок. Их критическое, часто уничижительное мнение об индийской художественной традиции объяснялось системой эстетического воспитания, сформированной трудами Иоганна Иоахима Винкельмана. Любое местное искусство учёные привычно оценивали с позиций его соответствия или несоответствия античным образцам, отказывая в результате индийским авторам в мастерстве.

Новая индийская интеллигенция начала ХХ века болезненно переживала утрату собственных корней и отторжение многовековой художественной традиции. Результатом её поисков стало Бенгальское возрождение: в 1901 году поэт Рабиндранат Тагор основал в Шантиникетоне, недалеко от Калькутты, школу, а чуть позже — университет с новой системой образования, призванной с более взвешенных позиций обучать студентов истории и западного, и национального искусства. В 1907‑м его племянники художники Обаниндранат и Гаганендранат Тагоры основали в Калькутте индийское общество изучения искусства, призванное поощрять студентов и ремесленников.

Кумарасвами, близкий друг и частый гость семьи Тагоров, вдохновлённый идеями Рабиндраната и артистической атмосферой его дома, встал во главе «движения на восток». Учёный жаждал вернуть Индии чувство гордости за своё искусство, продемонстрировать европейцам красоту индийских памятников и сформировать новые критерии их оценки. В «Целях индийского искусства» Кумарасвами представляет те постулаты своей концепции, которые являются основой индийского искусствознания и художественной критики по сей день. Он вводит понятие «духовный идеал» как цель художников, обращается к символизму, литературным и религиозным источникам. Сакральная обусловленность традиционного искусства; необходимость оценки памятников через призму их мировоззрения; неправомерность разделения «высокого» и «прикладного» искусства; первичность смысла по отношению к форме — вот только некоторые проблемы, рассмотренные в этом эссе. Оно позволило по‑новому взглянуть на памятники, которые считались непонятными, некрасивыми, выполненными грубо и примитивно, — выбранные Кумарасвами для примера образы сидящего в нирване Будды и танцующего Шивы Натараджи именно с его подачи стали своеобразными брендами, активно тиражируемыми в Индии и по сей день. Но главное, что это эссе стало настоящим манифестом для нового поколения художников Университета в Калькутте и школы Шантиникетона, стремившихся найти новые средства выражения через обращение к богатому прошлому своей страны. Благодаря им идеи Кумарасвами стали ключевыми для всего происходящего в искусстве Индии в ХХ веке и решительно перешагнули в век XXI.

Полина Коротчикова