Любовь к жизни лондон. Джек Лондон "Любовь к жизни": обзор книги. Противостояние с волком

Любовь к жизни
Джек Лондон

Лондон Джек

Любовь к жизни

Джек ЛОНДОН

ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

Прихрамывая, они спустились к речке, и один раз тот, что шел впереди, зашатался, споткнувшись посреди каменной россыпи. Оба устали и выбились из сил, и лица их выражали терпеливую покорность - след долгих лишений. Плечи им оттягивали тяжелые тюки, стянутые ремнями. Каждый из них нес ружье. Оба шли сгорбившись, низко нагнув голову и не поднимая глаз.

Хорошо бы иметь хоть два патрона из тех, что лежат у нас в тайнике, - сказал один.

Второй тоже вошел в речку вслед за первым. Они не разулись, хотя вода была холодная, как лед, - такая холодная, что ноги у них и даже пальцы на ногах онемели от холода. Местами вода захлестывала колени, и оба они пошатывались, теряя опору.

Второй путник поскользнулся на гладком валуне и чуть не упал, но удержался на ногах, громко вскрикнув от боли. Должно быть, у него закружилась голова, - он пошатнулся и замахал свободной рукой, словно хватаясь за воздух. Справившись с собой, он шагнул вперед, но снова пошатнулся и чуть не упал. Тогда он остановился и посмотрел на своего спутника: тот все так же шел впереди, даже не оглядываясь.

Целую минуту он стоял неподвижно, словно раздумывая, потом крикнул:

Слушай, Билл, я вывихнул ногу!

Билл уже выбрался на другой берег и плелся дальше. Тот, что стоял посреди речки, не сводил с него глаз. Губы у него так сильно дрожали, что шевелились жесткие рыжие усы над ними. Он облизнул сухие губы кончиком языка.

Билл! - крикнул он.

Это была отчаянная мольба человека, попавшего в беду, но Билл не повернул головы. Его товарищ долго следил, как он неуклюжей походкой, прихрамывая и спотыкаясь, взбирается по отлогому склону к волнистой линии горизонта, образованной гребнем невысокого холма. Следил до тех пор, пока Билл не скрылся из виду, перевалив за гребень. Тогда он отвернулся и медленно обвел взглядом тот круг вселенной, в котором он остался один после ухода Билла.

Над самым горизонтом тускло светило солнце, едва видное сквозь мглу и густой туман, который лежал плотной пеленой, без видимых границ и очертаний. Опираясь на одну ногу всей своей тяжестью, путник достал часы. Было уже четыре. Последние недели две он сбился со счета; так как стоял конец июля и начало августа, то он знал, что солнце должно находиться на северо-западе. Он взглянул на юг, соображая, что где-то там, за этими мрачными холмами, лежит Большое Медвежье озеро и что в том же направлении проходит по канадской равнине страшный путь Полярного круга. Речка, посреди которой он стоял, была притоком реки Коппермайн, а Коппермайн течет также на север и впадает в залив Коронации, в Северный Ледовитый океан. Сам он никогда не бывал там, но видел эти места на карте Компании Гудзонова залива.

Он снова окинул взглядом тот круг вселенной, в котором остался теперь один. Картина была невеселая. Низкие холмы замыкали горизонт однообразной волнистой линией. Ни деревьев, ни кустов, ни травы, - ничего, кроме беспредельной и страшной пустыни, - и в его глазах появилось выражение страха.

Билл! - прошептал он и повторил опять: - Билл!

Он присел на корточки посреди мутного ручья, словно бескрайняя пустыня подавляла его своей несокрушимой силой, угнетала своим страшным спокойствием. Он задрожал, словно в лихорадке, и его ружье с плеском упало в воду. Это заставило его опомниться. Он пересилил свой страх, собрался с духом и, опустив руку в воду, нашарил ружье, потом передвинул тюк ближе к левому плечу, чтобы тяжесть меньше давила на больную ногу, и медленно и осторожно пошел к берегу, морщась от боли.

Он шел не останавливаясь. Не обращая внимания на боль, с отчаянной решимостью, он торопливо взбирался на вершину холма, за гребнем которого скрылся Билл, - и сам он казался еще более смешным и неуклюжим, чем хромой, едва ковылявший Билл. Но с гребня он увидел, что в неглубокой долине никого нет! На него снова напал страх, и, снова поборов его, он передвинул тюк еще дальше к левому плечу и, хромая, стал спускаться вниз.

Дно долины было болотистое, вода пропитывала густой мох, словно губку. На каждом шагу она брызгала из-под ног, и подошва с хлюпаньем отрывалась от влажного мха. Стараясь идти по следам Билла, путник перебирался от озерка к озерку, по камням, торчавшим во мху, как островки.

Оставшись один, он не сбился с пути. Он знал, что еще немного - и он подойдет к тому месту, где сухие пихты и ели, низенькие и чахлые, окружают маленькое озеро Титчинничили, что на местном языке означает: "Страна Маленьких Палок". А в озеро впадает ручей, и вода в нем не мутная. По берегам ручья растет камыш - это он хорошо помнил, - но деревьев там нет, и он пойдет вверх по ручью до самого водораздела. От водораздела начинается другой ручей, текущий на запад; он спустится по нему до реки Диз и там найдет свой тайник под перевернутым челноком, заваленным камнями. В тайнике спрятаны патроны, крючки и лески для удочек и маленькая сеть - все нужное для того, чтобы добывать себе пропитание. А еще там есть мука - правда, немного, и кусок грудинки, и бобы.

Билл подождет его там, и они вдвоем спустятся по реке Диз до Большого Медвежьего озера, а потом переправятся через озеро и пойдут на юг, все на юг, - а зима будет догонять их, и быстрину в реке затянет льдом, и дни станут холодней, - на юг, к какой-нибудь фактории Гудзонова залива, где растут высокие, мощные деревья и где сколько хочешь еды.

Вот о чем думал путник с трудом пробираясь вперед. Но как ни трудно было ему идти, еще труднее было уверить себя в том, что Билл его не бросил, что Билл, конечно, ждет его у тайника. Он должен был так думать, иначе не имело никакого смысла бороться дальше, - оставалось только лечь на землю и умереть. И пока тусклый диск солнца медленно скрывался на северо-западе, он успел рассчитать - и не один раз - каждый шаг того пути, который предстоит проделать им с Биллом, уходя на юг от наступающей зимы. Он снова и снова перебирал мысленно запасы пищи в своем тайнике и запасы на складе Компании Гудзонова залива. Он ничего не ел уже два дня, но еще дольше он не ел досыта. То и дело он нагибался, срывал бледные болотные ягоды, клал их в рот, жевал и проглатывал. Ягоды были водянистые и быстро таяли во рту, - оставалось только горькое жесткое семя. Он знал, что ими не насытишься, но все-таки терпеливо жевал, потому что надежда не хочет считаться с опытом.

В девять часов он ушиб большой палец ноги о камень, пошатнулся и упал от слабости и утомления. Довольно долго он лежал на боку не шевелясь; потом высвободился из ремней, неловко приподнялся и сел. Еще не стемнело, и в сумеречном свете он стал шарить среди камней, собирая клочки сухого мха. Набрав целую охапку, он развел костер - тлеющий, дымный костер - и поставил на него котелок с водой.

Он распаковал тюк и прежде всего сосчитал, сколько у него спичек. Их было шестьдесят семь. Чтобы не ошибиться, он пересчитывал три раза. Он разделил их на три кучки и каждую завернул в пергамент; один сверток он положил в пустой кисет, другой - за подкладку изношенной шапки, а третий за пазуху. Когда он проделал все это, ему вдруг стало страшно; он развернул все три свертка и снова пересчитал. Спичек было по-прежнему шестьдесят семь.

Он просушил мокрую обувь у костра. От мокасин остались одни лохмотья, сшитые из одеяла носки прохудились насквозь, и ноги у него были стерты до крови. Лодыжка сильно болела, и он осмотрел ее: она распухла, стала почти такой же толстой, как колено. Он оторвал длинную полосу от одного одеяла и крепко-накрепко перевязал лодыжку, оторвал еще несколько полос и обмотал ими ноги, заменив этим носки и мокасины, потом выпил кипятку, завел часы и лег, укрывшись одеялом.

Он спал как убитый. К полуночи стемнело, но не надолго. Солнце взошло на северо-востоке - вернее, в той стороне начало светать, потому что солнце скрывалось за серыми тучами.

В шесть часов он проснулся, лежа на спине. Он посмотрел на серое небо и почувствовал, что голоден. Повернувшись и приподнявшись на локте, он услышал громкое фырканье и увидел большого оленя, который настороженно и с любопытством смотрел на него. Олень стоял от него шагах в пятидесяти, не больше, и ему сразу представился запас и вкус оленины, шипящей на сковородке. Он невольно схватил незаряженное ружье, прицелился и нажал курок. Олень всхрапнул и бросился прочь, стуча копытами по камням.

Он выругался, отшвырнул ружье и со стоном попытался встать на ноги. Ни деревьев, ни кустов - ничего, кроме серого моря мхов, где лишь изредка виднелись серые валуны, серые озерки и серые ручьи. Небо тоже было серое. Ни солнечного луча, ни проблеска солнца! Он потерял представление, где находится север, и забыл, с какой стороны он пришел вчера вечером. Но он не сбился с пути. Это он знал. Скоро он придет в Страну Маленьких Палок. Он знал, что она где-то налево, недалеко отсюда - быть может, за следующим пологим холмом.

Он вернулся, чтобы увязать свой тюк по-дорожному; проверил, целы ли его три свертка со спичками, но не стал их пересчитывать. Однако он остановился в раздумье над плоским, туго набитым мешочком из оленьей кожи. Мешочек был невелик, он мог поместиться между ладонями, но весил пятнадцать фунтов - столько же, сколько все остальное, - и это его тревожило. Наконец, он отложил мешочек в сторону и стал свертывать тюк; потом взглянул на мешочек, быстро схватил его и вызывающе оглянулся по сторонам, словно пустыня хотела отнять у него золото. И когда он поднялся на ноги и поплелся дальше, мешочек лежал в тюке у него за спиной.

Он свернул налево и пошел, время от времени останавливаясь и срывая болотные ягоды. Нога у него одеревенела, он стал хромать сильнее, но эта боль ничего не значила по сравнению с болью в желудке. Голод мучил его невыносимо. Боль все грызла и грызла его, и он уже не понимал, в какую сторону надо идти, чтобы добраться до страны Маленьких Палок. Ягоды не утоляли грызущей боли, от них только щипало язык и небо.

Когда он дошел до небольшой ложбины, навстречу ему с камней и кочек поднялись белые куропатки, шелестя крыльями и крича: кр, кр, кр... Он бросил в них камнем, но промахнулся. Потом, положив тюк на землю, стал подкрадываться к ним ползком, как кошка подкрадывается к воробьям. Штаны у него порвались об острые камни, от колен тянулся кровавый след, но он не чувствовал этой боли, - голод заглушал его. Он полз по мокрому мху; одежда его намокла, тело зябло, но он не замечал ничего, так сильно терзал его голод. А белые куропатки все вспархивали вокруг него, и наконец это "кр, кр" стало казаться ему насмешкой; он выругал куропаток и начал громко передразнивать их крик.

Один раз он чуть не наткнулся на куропатку, которая, должно быть, спала. Он не видел ее, пока она не вспорхнула ему прямо в лицо из своего убежища среди камней. Как ни быстро вспорхнула куропатка, он успел схватить ее таким же быстрым движением - и в руке у него осталось три хвостовых пера. Глядя, как улетает куропатка, он чувствовал к ней такую ненависть, будто она причинила ему страшное зло. Потом он вернулся к своему тюку и взвалил его на спину.

К середине дня он дошел до болота, где дичи было больше. Словно дразня его, мимо прошло стадо оленей, голов в двадцать, - так близко, что их можно было подстрелить из ружья. Его охватило дикое желание бежать за ними, он был уверен, что догонит стадо. Навстречу ему попалась черно-бурая лисица с куропаткой в зубах. Он закричал. Крик был страшен, но лисица, отскочив в испуге, все же не выпустила добычи.

Вечером он шел по берегу мутного от извести ручья, поросшего редким камышом. Крепко ухватившись за стебель камыша у самого корня, он выдернул что-то вроде луковицы, не крупнее обойного гвоздя. Луковица оказалась мягкая и аппетитно хрустела на зубах. Но волокна были жесткие, такие же водянистые, как ягоды, и не насыщали. Он сбросил свою поклажу и на четвереньках пополз в камыши, хрустя и чавкая, словно жвачное животное.

Он очень устал, и его часто тянуло лечь на землю и уснуть; но желание дойти до Страны Маленьких Палок, а еще больше голод не давали ему покоя. Он искал лягушек в озерах, копал руками землю в надежде найти червей, хотя знал, что так далеко на Севере не бывает ни червей, ни лягушек.

Он заглядывал в каждую лужу и наконец с наступлением сумерек увидел в такой луже одну-единственную рыбку величиной с пескаря. Он опустил в воду правую руку по самое плечо, но рыба от него ускользнула. Тогда он стал ловить ее обеими руками и поднял всю муть со дна. От волнения он оступился, упал в воду и вымок до пояса. Он так замутил воду, что рыбку нельзя было разглядеть, и ему пришлось дожидаться, пока муть осядет на дно.

Он опять принялся за ловлю и ловил, пока вода опять не замутилась. Больше ждать он не мог. Отвязав жестяное ведерко, он начал вычерпывать воду. Сначала он вычерпывал с яростью, весь облился и выплескивал воду так близко от лужи, что она стекала обратно. Потом стал черпать осторожнее, стараясь быть спокойным, хотя сердце у него сильно билось и руки дрожали. Через полчаса в луже почти не осталось воды. Со дна уже ничего нельзя было зачерпнуть. Но рыба исчезла. Он увидел незаметную расщелину среди камней, через которую рыбка проскользнула в соседнюю лужу, такую большую, что ее нельзя было вычерпать и за сутки. Если б он заметил эту щель раньше, он с самого начала заложил бы ее камнем, и рыба досталась бы ему.

В отчаянии он опустился на мокрую землю и заплакал. Сначала он плакал тихо, потом стал громко рыдать, будя безжалостную пустыню, которая окружала его; и долго еще плакал без слез, сотрясаясь от рыданий.

Он развел костер и согрелся, выпив много кипятку, потом устроил себе ночлег на каменистом выступе, так же как и в прошлую ночь. Перед сном он проверил, не намокли ли спички, и завел часы. Одеяла были сырые и холодные на ощупь. Вся нога горела от боли, как в огне. Но он чувствовал только голод, и ночью ему снились пиры, званые обеды и столы, заставленные едой.

Он проснулся озябший и больной. Солнца не было. Серые краски земли и неба стали темней и глубже. Дул резкий ветер, и первый снегопад выбелил холмы. Воздух словно сгустился и побелел, пока он разводил костер и кипятил воду. Это повалил мокрый снег большими влажными хлопьями. Сначала они таяли, едва коснувшись земли, но снег валил все гуще и гуще, застилая землю, и наконец весь собранный им мох отсырел, и костер погас.

Это было ему сигналом снова взвалить тюк на спину и брести вперед, неизвестно куда. Он уже не думал ни о Стране Маленьких Палок, ни о Билле, ни о тайнике у реки Диз. Им владело только одно желание: есть! Он помешался от голода. Ему было все равно, куда идти, лишь бы идти по ровному месту. Под мокрым снегом он ощупью искал водянистые ягоды, выдергивал стебли камыша с корнями. Но все это было пресно и не насыщало. Дальше ему попалась какая-то кислая на вкус травка, и он съел, сколько нашел, но этого было очень мало, потому что травка стлалась по земле и ее нелегко было найти под снегом.

В ту ночь у него не было ни костра, ни горячей воды, и он залез под одеяло и уснул тревожным от голода сном. Снег превратился в холодный дождь. Он то и дело просыпался, чувствуя, что дождь мочит ему лицо. Наступил день - серый день без солнца. Дождь перестал.
/>Конец ознакомительного фрагмента
Полную версию можно скачать по

Двое усталых людей спустились по каменной россыпи к небольшой речке. «Их лица выражали терпеливую покорность - след долгих лишений», а плечи оттягивали тяжёлые тюки, связанные ремнями. Первый человек уже перешёл реку, когда второй споткнулся на скользком валуне и подвернул ногу. Он окликнул своего спутника Билла, но тот даже не оглянулся. Вскоре Билл скрылся за невысоким холмом, и человек остался один.

Эти двое, намыв по тяжёлому мешочку золотого песка, направлялись к озеру Титчинничили, что в переводе с местного языка означало «Страна Больших Палок». Из озера вытекал ручей и впадал в реку Диз. Там у спутников был тайник с едой и патронами. С собой же человек нёс незаряженное ружьё, нож, пару одеял и мешочек с золотом.

Морщась от боли, он торопливо взобрался на холм, но не обнаружил никаких следов Билла. Он спустился вниз и побрёл по заболоченной равнине к «Стране Больших Палок», собирая по дороге кусочки сухого мха для костра и безвкусные, водянистые болотные ягоды. Вечером он разложил костёр и разделил 67 спичек на три части, которые рассовал по своим лохмотьям. Обувь его совсем развалилась, а нога распухла. Пришлось разрезать на полосы одно одеяло и обернуть ими сбитые в кровь ступни.

По этой равнине человек шёл несколько дней. Вокруг кишела дичь, но патронов у него не было, и он питался ягодами, корнями растений и небольшими рыбками-пескариками, которых он ловил руками и съедал сырыми. Дня через три тучи заволокли небо, пошёл снег. Человек больше не мог ориентироваться по солнцу и заблудился. Он очень ослаб, а муки голода, терзавшие его несколько дней, притупились. Теперь он ел потому, что должен был есть. Дичи вокруг становилось всё больше. Вскоре появились и волки.

Человек упорно брёл в окутавшем равнину густом тумане, «бессознательно, как автомат». Часто он терял сознание, «странные мысли и нелепые представления точили его мозг, как черви». В себя человека приводили муки голода, которые теперь стали ещё острее. Однажды, придя в себя, он увидел перед собой медведя. Человек хотел убить его ножом, но испугался. Он не боялся смерти, но не хотел быть съеденным. Вскоре он набрёл на кости, оставшиеся от волчьей добычи. Они немного поддержали его жизнь.

«Наступили страшные дни дождей и снега». Он больше не боролся, «как борются люди» и не страдал, но «сама жизнь в нём не хотела гибнуть и гнала его вперёд». Его мозг наполняли «странные видения, радужные сны». От своего золота он давно избавился - половину спрятал, остальное высыпал на землю. Плотно набитый мешочек был слишком тяжёл для него.

Однажды он очнулся на берегу реки. Его грело солнце, а перед глазами простиралось «блистающее море» и корабль на его глади. Он решил, что это - очередное видение, но вдруг услышал за спиной «какое-то сопение - не то вздох, не то кашель». Повернувшись, человек увидел волка. Животное было больно. Тогда человек понял, что корабль - не мираж. Заблудившись, он вышел не к «Стране Больших Палок», а к Ледовитому океану.

Собрав оставшиеся силы, он двинулся в сторону океана, а волк пошёл следом. Хищник хотел съесть человека, но у него не было сил его убить. Теперь человек был в сознании, но силы быстро покидали его, а волк подбирался всё ближе. По пути он заметил обглоданные человеческие кости - останки Билла, среди которых лежал мешочек золота. Человек его не взял.

Он двигался всё медленней, и вскоре смог только ползти. Волк не отставал, и человеку пришлось его убить. Нож он потерял, и задушил животное, навалившись на него всем телом. Напившись волчьей крови, он уснул.

Члены научной экспедиции, ехавшие на китобойном судне «Бедфорд», увидели на берегу странное существо, которое оказалось смертельно измождённым человеком. Они подобрали его, и через месяц он «уже сидел за столом в кают-компании корабля». Некоторое время человек был помешан на еде, и набивал ею свою каюту, но это прошло «прежде чем „Бедфорд“ стал на якорь в гавани Сан-Франциско».

Dear reader! You can read the story «The Love of Life» by Jack London in English (in the original) and in Russian translation by Nina Dzaures. The Russian text is hidden.

Jack London. The Love of Life (in English, in the original, 1903)

They limped painfully down the bank, and once the foremost of the two men staggered among the rough-strewn rocks. They were tired and weak, and their faces had the drawn expression of patience which comes of hardship long endured.

They were heavily burdened with blanket packs which were strapped to their shoulders. Head-straps, passing across the forehead, helped support these packs. Each man carried a rifle. They walked in a stooped posture, the shoulders well forward, the head still farther forward, the eyes bent upon the ground.

“I wish we had just about two of them cartridges that’s layin’ in that cache of ourn,” said the second man.

His voice was utterly and drearily expressionless. He spoke without enthusiasm; and the first man, limping into the milky stream that foamed over the rocks, vouchsafed no reply.

The other man followed at his heels. They did not remove their foot-gear, though the water was icy cold ­so cold that their ankles ached and their feet went numb. In places the water dashed against their knees, and both men staggered for footing.

The man who followed slipped on a smooth boulder, nearly fell, but recovered himself with a violent effort, at the same time uttering a sharp exclamation of pain. He seemed faint and dizzy and put out his free hand while he reeled, as though seeking support against the air. When he had steadied himself he stepped forward, but reeled again and nearly fell. Then he stood still and looked at the other man, who had never turned his head.

The man stood still for fully a minute, as though debating with himself. Then he called out:

“I say, Bill, I’ve sprained my ankle.”

Bill staggered on through the milky water. He did not look around. The man watched him go, and though his face was expressionless as ever, his eyes were like the eyes of a wounded deer.

The other man limped up the farther bank and continued straight on without looking back. The man in the stream watched him. His lips trembled a little, so that the rough thatch of brown hair which covered them was visibly agitated. His tongue even strayed out to moisten them.

“Bill!” he cried out.

It was the pleading cry of a strong man in distress, but Bill’s head did not turn. The man watched him go, limping grotesquely and lurching forward with stammering gait up the slow slope toward the soft sky-line of the low-lying hill. He watched him go till he passed over the crest and disappeared. Then he turned his gaze and slowly took in the circle of the world that remained to him now that Bill was gone.

Near the horizon the sun was smouldering dimly, almost obscured by formless mists and vapors, which gave an impression of mass and density without outline or tangibility. The man pulled out his watch, the while resting his weight on one leg. It was four o’clock, and as the season was near the last of July or first of August, ­he did not know the precise date within a week or two, ­he knew that the sun roughly marked the northwest. He looked to the south and knew that somewhere beyond those bleak hills lay the Great Bear Lake; also, he knew that in that direction the Arctic Circle cut its forbidding way across the Canadian Barrens. This stream in which he stood was a feeder to the Coppermine River, which in turn flowed north and emptied into Coronation Gulf and the Arctic Ocean. He had never been there, but he had seen it, once, on a Hudson Bay Company chart.

Again his gaze completed the circle of the world about him. It was not a heartening spectacle. Everywhere was soft sky-line. The hills were all low-lying. There were no trees, no shrubs, no grasses ­naught but a tremendous and terrible desolation that sent fear swiftly dawning into his eyes.

“Bill!” he whispered, once and twice; “Bill!”

Jack London. Love of Life (continue reading in English on page 2)

Джек Лондон «Любовь к жизни» на русском языке (в переводе Нины Дарузес)

Прихрамывая, они спустились к речке, и один раз тот, что шел впереди, зашатался, споткнувшись посреди каменной россыпи. Оба устали и выбились из сил, и лица их выражали терпеливую покорность — след долгих лишений. Плечи им оттягивали тяжелые тюки, стянутые ремнями. Каждый из них нес ружье. Оба шли сгорбившись, низко нагнув голову и не поднимая глаз. — Хорошо бы иметь хоть два патрона из тех, что лежат у нас в тайнике, — сказал один. Голос его звучал вяло, без всякого выражения. Он говорил равнодушно, и его спутник, только что ступивший в молочно-белую воду, пенившуюся по камням, ничего ему не ответил.

Второй тоже вошел в речку вслед за первым. Они не разулись, хотя вода была холодная, как лед, — такая холодная, что ноги у них и даже пальцы на ногах онемели от холода. Местами вода захлестывала колени, и оба они пошатывались, теряя опору. Второй путник поскользнулся на гладком валуне и чуть не упал, но удержался на ногах, громко вскрикнув от боли. Должно быть, у него закружилась голова, — он пошатнулся и замахал свободной рукой, словно хватаясь за воздух. Справившись с собой, он шагнул вперед, но снова пошатнулся и чуть не упал. Тогда он остановился и посмотрел на своего спутника: тот все так же шел впереди, даже не оглядываясь.

Целую минуту он стоял неподвижно, словно раздумывая, потом крикнул: — Слушай, Билл, я вывихнул ногу! Билл ковылял дальше по молочно-белой воде. Он ни разу не оглянулся. Второй смотрел ему вслед, и хотя его лицо оставалось по-прежнему тупым, в глазах появилась тоска, словно у раненого оленя. Билл уже выбрался на другой берег и плелся дальше. Тот, что стоял посреди речки, не сводил с него глаз. Губы у него так сильно дрожали, что шевелились жесткие рыжие усы над ними. Он облизнул сухие губы кончиком языка. — Билл! — крикнул он.

Это была отчаянная мольба человека, попавшего в беду, но Билл не повернул головы. Его товарищ долго следил, как он неуклюжей походкой, прихрамывая и спотыкаясь, взбирается по отлогому склону к волнистой линии горизонта, образованной гребнем невысокого холма. Следил до тех пор, пока Билл не скрылся из виду, перевалив за гребень. Тогда он отвернулся и медленно обвел взглядом тот круг вселенной, в котором он остался один после ухода Билла.

Над самым горизонтом тускло светило солнце, едва видное сквозь мглу и густой туман, который лежал плотной пеленой, без видимых границ и очертаний. Опираясь на одну ногу всей своей тяжестью, путник достал часы. Было уже четыре. Последние недели две он сбился со счета; так как стоял конец июля и начало августа, то он знал, что солнце должно находиться на северо-западе. Он взглянул на юг, соображая, что где-то там, за этими мрачными холмами, лежит Большое Медвежье озеро и что в том же направлении проходит по канадской равнине страшный путь Полярного круга.

ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

Двое людей, прихрамывая, спустились к реке. Им предстояло перейти ее. Но когда второй путник вошел в воду, он подскользнулся, громко вскрик­нув от боли. Он вывихнул ногу.

Просьба о помощи не заставила товарища да­же оглянуться. «Билл ковылял дальше по молоч­но-белой воде». Тогда человек собрался с духом и, передвинув тюк ближе к левому плечу, чтобы тяжесть меньше давила на больную ногу, преодо­лел реку сам.

На другом берегу он торопливо взобрался на вер­шину холма, за гребнем которого скрылся Билл. За холмом товарища не было. Отчаяние охватило путника, но он продолжал идти. Чтобы не заблу­диться, он стал придерживаться следов Билла.

«Оставшись один, он не сбился с пути. Он знал, что еще немного - и он подойдет к тому месту, где сухие пихты и ели, низенькие и чахлые, окру­жают маленькое озеро Титчинничили, что на мест­ном языке означает: «Страна Маленьких Палок». От водораздела начинается другой ручей, текущий на запад; он спустится по нему до реки Диз и там найдет свой тайник под перевернутым челноком, заваленным камнями. В тайнике спрятаны патро­ны, крючки и лески для удочек и маленькая сеть - все нужное для того, чтобы добывать себе пропи­тание. А еще там есть мука - правда, немного, и кусок грудинки, и бобы».

Он верил, что Билл подождет его там, иначе все его усилия были бы бессмысленными. Без Билла, с больной ногой, ему не дойти. Он ничего не ел уже два дня и много дней не ел досыта. Чтобы как-то приглушить голод, он срывал бледные болотные ягоды. Он знал, что не сможет ими насытиться, но продолжал обманывать себя, терпеливо жуя. Од­нажды он увидел совсем близко оленя, который стоял и смотрел на него. Забывшись, он схватил незаряженное ружье, прицелился и нажал на ку­рок. Олень не упал, а бросился прочь, стуча копы­тами по камням.

«Со временем он потерял представление, где находится север, и забыл, с какой стороны он при­шел вчера вечером. Но он не сбился с пути. Это он знал. Скоро он придет в Страну Маленьких Палок.

Он знал, что она где-то налево, недалеко отсюда - быть может, за следующим пологим холмом».

Когда он дошел до небольшой ложбины, навст­речу ему поднялись белые куропатки. Он бросил в них камнем, но промахнулся. Потом он пополз по мокрому мху в надежде наткнуться на другую ку­ропатку. Один раз это чуть не произошло. Он ус­пел схватить ее, и в руке у него осталось три хвос­товых пера. Он очень устал, и его часто тянуло лечь на землю и уснуть; но желание дойти до Страны Маленьких Палок и голод заставляли двигаться вперед. «Он искал лягушек в озерах, копал рука­ми землю в надежде найти червей, хотя знал, что так далеко на Севере не бывает ни червей, ни ля­гушек». Голод заставлял заглядывать в каждую лужу. И вот однажды в одной из них он увидел не­большую рыбешку. Насытиться ею не представ­лялось возможным, но он все-таки стал ее ловить. Сначала он пытался ловить ее руками. Но рыбка все время ускользала, а руки поднимали муть, мешая видеть добычу. Тогда он отвязал жестяное ведерко и начал вычерпывать из лужи воду. Че­рез полчаса в луже почти не осталось воды. Но ры­ба исчезла. Дело в том, что в луже была незаметная расщелина среди камней, через нее и выбралась рыба в соседнюю лужу. Но новая лужа была на­столько огромной, что вычерпать ее не представ­лялось возможным. И тогда в отчаянии он опустил­ся на землю и заплакал.

Вскоре пошел мокрый снег, и надо было идти дальше. «Он уже не думал ни о Стране Маленьких Палок, ни о Билле, ни о тайнике у реки Диз. Им владело только одно желание: есть!» Ночью снег превратился в холодный дождь. Наступил день - серый день без солнца. Теперь дождя уже не бы­ло. Чувство голода притупилось, и осталась лишь тупая, ноющая боль в желудке. Зато мысли стали яснее, и он опять думал о Стране Маленьких Па­лок и о своем тайнике у реки Диз. Когда прогляну­ло солнце, путнику удалось определить стороны света. Это не очень помогло, поскольку он теперь уже точно знал, что сбился с пути. Он решил, что правильнее будет свернуть вправо, чтобы найти правильный путь. Около полудня судьба улыбну­лась вновь. Он увидел двух пескарей в большой луже. Вычерпать воду было немыслимо, но теперь он стал спокойнее и ухитрился поймать их жестя­ным ведерком. Он съел рыбок сырыми. Вечером он поймал еще трех пескарей. Голод настолько от­ступил, что ему хватило силы воли, чтобы одну из рыб оставить на завтрак. В этот день он прошел не больше десяти миль, а на следующий, двигаясь только, когда позволяло сердце, - не больше пя­ти. Местность была ему теперь незнакома.

Ноша за плечами давила все сильнее. Он постепен­но выкидывал наименее значимые, по его мнению, предметы. Но всегда оставлял мешочек, неболь­шой, но увесистый. И вот настал тот день, когда он развязал этот мешочек. В нем было золото, кото­рое он разделил пополам. Одну половину он спря­тал на видном издалека выступе скалы, а другую всыпал обратно в мешок.

Он стал постоянно спотыкаться и падать и од­нажды свалился прямо на гнездо куропатки. «Там было четверо только что вылупившихся птенцов, не старше одного дня; каждого хватило бы только на глоток; и он съел их с жадностью, запихивая в рот живыми…» Куропатка-мать летала вокруг него, стараясь спасти своих детей. Съев птенцов, он стал бросать в куропатку камнями и перебил ей крыло. Куропатка бросилась от него прочь, он - следом. Эта погоня привела его в болотистую ни­зину, где на мокром мху были чужие человеческие следы. Должно быть, их оставил Билл. Но голод не дал ему остановиться, поскольку куропатка убе­гала. Он хотел сначала поймать ее, а потом вер­нуться к следам. Однако с наступлением темноты птица скрылась, а наутро следы Билла ему не уда­лось найти. К полудню он совсем выбился из сил. Он опять разделил золото, на этот раз просто вы­сыпав половину на землю. К вечеру он выбросил и другую половину.

«Его начали мучить навязчивые мысли. Поче­му-то он был уверен, что у него остался один па­трон, - ружье заряжено, он просто этого не заме­тил. И в то же время он знал, что в магазине нет патрона. Эта мысль неотвязно преследовала его. Он боролся с ней часами, потом осмотрел магазин и убедился, что никакого патрона в нем нет. Разо­чарование было так сильно, словно он и в самом деле ожидал найти там патрон».

Однажды он увидел большого бурого медведя. Он вытащил охотничий нож и собрался драться. «Перед ним было мясо и - жизнь». Но вдруг он осознал, что слишком слаб для борьбы с большим, сильным и здоровым зверем. «Но он не двинулся с места, осмелев от страха; он тоже зарычал, сви­репо, как дикий зверь, выражая этим страх, кото­рый неразрывно связан с жизнью и тесно сплета­ется с ее самыми глубокими корнями». Медведь отступил. Кругом были волки.

Они по двое и по трое то и дело перебегали ему дорогу. А к вечеру он набрел на кости, разбросан­ные там, где волки ели свою добычу. Он сел на кор­точки, держа кость в зубах, и стал высасывать из нее соки, которые еще окрашивали ее в розовый цвет. Потом он стал дробить кости камнем, разма­лывая их в кашу, и с жадностью поедать.

А потом потянулись дожди вперемежку со сне­гом. Он питался раздробленными костями, кото­рые подобрал до последней крошки и унес с собой. Однажды он пришел в сознание, когда лежал под теплыми лучами солнца. Рядом текла незнакомая река, которая вливалась в море. Там, вдалеке, он увидел корабль, стоявший на якоре. Сначала ему показалось, что это мираж, но видение не исчеза­ло. И он поверил, что впереди корабль.

Он закрыл глаза и подумал. «Он шел на северо- восток, удаляясь от реки Диз, и попал в долину реки Коппермайн. Эта широкая, медлительная ре­ка и была Коппермайн. Это блистающее море - Ледовитый океан. Этот корабль - китобойное суд­но». Рядом оказался больной волк: он все время чихал и кашлял.

Он не имел сил наброситься на человека, но по­нимал, что человеку осталось немного жить. И он стал ждать, когда человек умрет. Если раньше его, то ему удастся полакомиться, если позже - чело­век съест его.

Человек был очень слаб. «Все его движения бы­ли медленны. Он дрожал, как в параличе. Он хо­тел набрать сухого мха, но не смог подняться на ноги. Несколько раз он пробовал встать и в конце концов пополз на четвереньках. Выпив кипятку, он почувствовал, что может подняться на ноги и да­же идти, хотя силы его были почти на исходе. Ему приходилось отдыхать чуть не каждую минуту. Он шел слабыми, неверными шагами, и такими же слабыми, неверными шагами тащился за ним волк».

После полудня он напал на след другого чело­века, который не шел, а тащился на четвереньках. Возможно, это был след Билла. Он пошел по это­му следу и чуть дальше обнаружил рядом со сле­дами человека следы волков. Рядом лежали об­глоданные кости. Он подумал, что это кости Бил­ла, и не стал их размалывать, чтобы съесть.

К концу пятого дня до корабля все еще остава­лось миль семь, а он теперь не мог пройти и мили в день. Оглянувшись как-то, он увидел, что волк с жадностью лижет кровавый след, тянущийся от разбитых коленей, и ясно представил себе, каков будет его конец, если он сам не убьет волка. «И все- таки ему хотелось жить. Было бы глупо умереть после всего, что он перенес. Судьба требовала от него слишком много. Даже умирая, он не покорял­ся смерти». Однажды он лежал, отдыхая, и почув­ствовал, как шершавый язык волка лизнул его. Он попытался схватить волка, но не успел, поскольку был слишком слаб. Полдня он лежал неподвижно, борясь с забытьем и сторожа волка, который хо­тел его съесть. Время от времени он забывался во сне; но все время был начеку.

«Дыхание он не услышал, но проснулся оттого, что шершавый язык коснулся его руки. Человек ждал. Клыки слегка сдавили его руку, потом да­вление стало сильнее - волк из последних сил старался вонзить зубы в добычу, которую так долго подстерегал. Но и человек ждал долго, и его искусанная рука сжала волчью челюсть. Его ру­кам не хватало силы, чтобы задушить волка, но человек прижался лицом к волчьей шее, и его рот был полон шерсти. Прошло полчаса, и человек по­чувствовал, что в горло ему сочится теплая струй­ка. Потом человек перекатился на спину и уснул».

На китобойном судне «Бедфорд» находилось не­сколько человек из научной экспедиции. С палубы они заметили истощенного человека, показавше­гося им странным существом. Они не могли пред­положить, что это человек. Его взяли на борт. Че­рез три недели, лежа на койке китобойного судна «Бедфорд», человек со слезами рассказывал, кто он такой и что ему пришлось вынести. Прошло несколь­ко дней, и он уже сидел за столом вместе с учены­ми и капитаном в кают-компании корабля. «Он был в здравом уме, но чувствовал ненависть ко всем сидевшим за столом. Его мучил страх, что еды не хватит». Он толстел с каждым днем, потому что по­сле завтрака прокрадывался на бак и, словно ни­щий, протягивал руку кому-нибудь из матросов, выпрашивая сухарик. Когда ему давали подачку, человек жадно хватал кусок и прятал за пазуху. Ученые осмотрели потихоньку его койку. И койка, и матрац, и все углы были набиты сухарями. Уче­ные сказали, что это должно пройти, и это дейст­вительно прошло, прежде чем «Бедфорд» стал на якорь в гавани Сан-Франциско.

Здесь искали:

• джек лондон любовь к жизни краткое содержание
• краткое содержание любовь к жизни джек лондон
• любовь к жизни джек лондон краткое содержание

ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

Потоком времени не все поглощено.

Жизнь прожита, но облик ее вечен.

Пусть золото игры, в волнах погребено -

Азарт игры как выигрыш отмечен.

Два путника шли, тяжело хромая, по склону холма. Один из них, шедший впереди, споткнулся о камни и чуть не упал. Двигались они медленно, усталые и слабые, и напряженные их лица были покрыты той покорностью, какая является результатом долгих страданий и перенесенных лишений. К плечам их были привязаны тяжелые мешки. Головные ремни, проходящие по лбу, придерживали ношу на шее. Каждый путник нес в руках ружье.

Они шли согнувшись, выдвинув вперед плечи, с глазами, уставленными в землю.

Если бы только были у нас два патрона из тех, какие мы спрятали в нашей яме, - сказал второй человек.

Второй путник вошел в воду вслед за первым. Они не сняли обуви, хотя вода была ледяная - такая холодная, что их ноги болезненно немели.

В некоторых местах вода доходила до колен, и оба они шатались и теряли равновесие.

Путник, идущий сзади, поскользнулся о камень. Он чуть было не упал, но с большим усилием выпрямился, издав острый крик боли. Его голова кружилась, и он выставил правую руку, как бы ища опоры в воздухе.

Найдя равновесие, он двинулся вперед, но зашатался и снова чуть не упал. Тогда он остановился и посмотрел на своего товарища, который даже не повернул головы.

Он стоял неподвижно в течение минуты, как бы что-то обдумывая. Затем крикнул:

Послушай, Билл, я вывихнул себе ногу!

Билл шел, шатаясь, по известковой воде. Он не обернулся. Человек, стоявший в ручье, посмотрел вслед уходящему. Его губы немного дрожали, и видно было, как двигались темно-рыжие усы, их покрывавшие. Он пытался смочить губы языком.

Билл! - крикнул он снова.

Это была мольба сильного человека, очутившегося в беде. Но Билл не повернул головы. Человек смотрел, как спутник его уходит шатающейся походкой, нелепо прихрамывая и качаясь взад и вперед. Билл поднимался по отлогому склону низкого холма и подходил к мягкой линии окаймляющего его неба. Говоривший смотрел на уходящего товарища, пока тот не перевалил через вершину и не исчез за холмом. Тогда он перевел взгляд на окружающий ландшафт и медленно охватил взором мир. Только он - этот мир - остался ему теперь после ухода Билла.

Солнце неясно обозначалось вблизи горизонта, почти скрытое за туманом и паром, поднимающимися из долины. Эти туманные облака казались густыми и плотными, но были бесформенны и не имели очертаний.

Путник, опираясь на одну ногу, вынул часы.

Было четыре часа, и так как стоял конец июля или начало августа - точно он не знал числа, - солнце должно было находиться на северо-западе. Он посмотрел на запад: где-то там, за пустынными холмами, лежало Великое Медвежье озеро. Он знал также, что в этом направлении Полярный круг проходит через проклятую область бесплодных равнин Канады. Ручей, в котором он стоял, был притоком Медной речки, которая течет к северу и вливается в заливе Коронации в Северный Ледовитый океан. Он никогда не бывал там, но видел эти места на карте Компании Гудзонова залива.

Снова взор его охватил окружающий пейзаж. То было невеселое зрелище. Всюду кругом обрисовывалась мягкая линия неба. Всюду поднимались невысокие холмы. Не было ни деревьев, ни кустов, ни травы - ничего, кроме бесконечной и страшной пустыни, вид которой внезапно заставил его содрогнуться.

Билл, - прошептал он несколько раз. - Билл!

Он опустился посреди молочной воды, как будто окружающая ширь теснила его неодолимой и суровой своей властью и сокрушала ужасом своей обыденности. Он стал дрожать, словно в сильной лихорадке, пока ружье не выпало из его рук и с плеском не ударилось о воду. Это как будто пробудило его. Подавляя свой страх, он стал шарить в воде, пытаясь найти ружье. Он придвинул ношу к левому плечу, чтобы облегчить тяжесть для поврежденной ноги. Затем он начал осторожно и медленно, корчась от боли, продвигаться к берегу.

Он не остановился. С отчаянием, граничившим с безрассудством, не обращая внимания на боль, он спешил по направлению к холму, за которым исчез его товарищ. Его фигура выглядела еще более нелепой и странной, чем облик ушедшего путника. Снова в нем поднималась волна страха, и преодоление его стоило ему величайших усилий. Но он справился с собой и снова, отодвинув мешок еще дальше к левому плечу, продолжал путь по склону холма.

Дно долины было болотисто. Толстый слой мха, подобно губке, впитывал в себя воду и удерживал ее близко к поверхности. Вода эта проступала из-под ног путника на каждом шагу. Ноги его тонули в мокром мху, и он с большим усилием освобождал их из топи. Он выбирал себе дорогу от одного открытого места к другому, стараясь идти по следу того, кто прошел тут раньше. След этот вел через скалистые площадки, подобные островам в этом мшистом море.

Хотя он был один, но не терял дороги. Он знал, что придет к месту, где сухой карликовый ельник окаймляет берег маленького озера, называвшегося на языке страны «Тичиничили», или Страна Низких Стволов. В это озеро втекал небольшой ручей, вода которого не была молочной, подобно воде других ручьев этой местности. Он помнил хорошо, что вдоль этого ручья рос тростник. Он решил следовать по его течению до того места, где течение раздваивается. Там он перейдет ручей и найдет другой ручей, текущий к западу. Он пойдет вдоль него, пока не дойдет до реки Дизы, куда впадает этот ручей. Здесь он найдет яму для провизии - в потайном месте, под опрокинутой лодкой, с наваленной на нее грудой камней. В этой яме лежат заряды для его пустого ружья, рыболовные принадлежности, маленькая сетка для лова - одним словом, все приспособления для охоты и ловли пищи. Он найдет там также немного муки, кусок свиного сала и бобы.

Там Билл будет ожидать его, и они вместе отправятся на лодке вниз по Дизе к Великому Медвежьему озеру. Они будут плыть по озеру по направлению к югу, все южнее и южнее, пока не достигнут реки Маккензи. Оттуда они снова двинутся к югу. Таким образом они уйдут от наступающей зимы, от ее льдов и холода. Они дойдут, наконец, до Поста Компании Гудзонова залива, где растут высокие и густые леса и где пищи сколько угодно.

Вот о чем думал путник, продолжая продвигаться. Напряжению его тела соответствовало такое же усилие его мысли, пытающейся убедиться в том, что Билл его не оставил, что он, наверно, будет ждать его у ямы. Этой мыслью он должен был себя успокаивать. Иначе идти было бесцельно и надо было ложиться на землю и умирать. Мысль его усиленно работала. Наблюдая, как неясный шар солнца медленно опускался к северо-западу, он все снова и снова вспоминал малейшие подробности начала его бегства к югу, вместе с Биллом, от настигавшей их зимы. Снова и снова он мысленно перебирал запасы провизии, спрятанной в яме. Вспоминал он все время и запасы Поста Компании Гудзонова залива. Он не ел два дня, а перед этим долго, очень долго недоедал. Часто он наклонялся, срывал бледные ягоды кустарника, клал их в рот, жевал и глотал. Эти ягоды - семя, заключенное в капсюле с безвкусной жидкостью. На вкус это семя очень горько. Человек знал, что ягоды совершенно непитательны, но терпеливо продолжал жевать.

В девять часов он ушиб большой палец ноги о каменную глыбу, пошатнулся и свалился на землю от усталости и слабости. Он лежал некоторое время без движения, на боку. Затем высвободился из ремней своего дорожного мешка и с трудом принял сидячее положение. Было еще не совсем темно. В свете длящихся сумерок он ощупью старался отыскать между скалами обрывки сухого мха. Собрав кучу, он зажег огонь - теплящийся, дымный огонь - и поставил на него кипятить свой котелок.